— И велика ли прибыль? — резковато спросила я. Очарованный дурачок вызывал во мне тревогу; насколько легче было, когда он меня «тетенька» называл, и о нежных чувствах и речи не было. — Неужто дождь золотодублонный на кукольников сыплется?
Бромиста резко шагнул к Ванечке, скрипнув суставами, и отвесил недорослю подзатыльник.
— Ну давай дальше признавайся! Я тебе говорил, не нужно нам раскрываться, говорил, стыда не оберемся?
Тот потянулся к затылку:
— Так мы и не лицедеи вовсе, Лутонюшка. Шпионы мы, для доксового синода тайны вынюхиваем. Вот «Мать четырех ветров» послали разыскать. Маркиз говорит, доставим это чудо чудное, куда велено, нам все долги скостят.
У меня холодно заломило в затылке.
— «Мать четырех ветров» — это что?
Я спрашивала очень осторожно. Информация так часто ускользала от меня, что я опасалась спугнуть ее и на этот раз.
Ваня пожал саженными плечищами.
— Ну, так Источник новый, я так разумею, старый-то иссяк…
— А врешь ты, племянничек, и не краснеешь. Все с ним хорошо, с Источником то есть. Я же нити силы вижу — у тебя на макушке уже целый колтун из них, а еще в храме была седмицу тому назад.
— А видала ли ты когда-нибудь, как речка в великую сушь пересыхает? Не вдруг ведь дело делается. Сначала воды становится все меньше и меньше, а которая остается, зарастает ряской и илом, а потом потихоньку, полегоньку… Думаешь, почему Кордобу сегодня тряхнуло? Как вам, студентам, катаклизьму эту начальство пояснило?
— Подземные толчки, вызванные сдвигом гранитных плит.
— Нет здесь гранита, — проскрипел Бромиста. — Весь остров ходами подземными изрыт, значит, порода мягкая.
Пререкаться я не стала, вечером с Иравари посоветуюсь. Тем более что, судя по доносящемуся сюда гомону толпы, настало время продолжать представление и разговор пора было сворачивать.
— Спасибо за познавательную беседу, — поднялась я. — Меня ждет кавалер, который, я надеюсь, уже вырвался из цепких ручек вашей подельницы.
— Да, Сильвестрис свое дело знает, обещала барона придержать, сколько понадобится, — улыбнулся Ваня. — Так ты поможешь нам?
— С огромным удовольствием. — Я отряхнула жесткую юбку и плавно перешла на элорийский. — Но, к сожалению, возможности скромной студентки Квадрилиума не позволяют ей ввязываться в шпионские авантюры.
— Лутоня! — ахнул Бромиста. — А как же наша дружба?
— Как вовремя вы, господа, о дружбе вспомнили, — вздернула я подбородок. — О такой удобной, такой односторонней. Наивная деревенская простушка, которую вы бросили, тоже уповала на дружбу. Всего доброго, кабальеро! Надеюсь, те медяки, которые я оставлю за представление, приблизят светлый миг вашей свободы.
Я резко развернулась на каблуках, ощутив напряженной спиной движение увальня. В следующее мгновение я намеревалась присесть, увернувшись, и ударить противника по колену.
— Не надо, Ванечка, пусть уходит, — рассудительно сказал Бромиста. — Ей подумать надо, охолонуть. Мы же, правда, не по совести с ней поступили… Лутоня, если передумаешь, приходи. Мы каждый вечер здесь представление даем. А с маркизом поаккуратней — гадкий он человечек. Если узнает, что мы с тобой знакомы — никому не поздоровится. И хитрый очень, если прознает какие болевые точки…
— Чем он вас держит? — Я все-таки не выдержала и испортила свой величественный уход. — Магия, угрозы?
— Долговые расписки.
— Он колдун?
— Если и колдун, то не стихийник. Но мужик очень непростой, в своем деле лучший. Совет ему доверяет.
Я даже не кивнула, ныряя за деревянную панель. Слова бывшего атамана повисли в воздухе.
Глава 3,
в которой поверяются сердечные тайны, плетутся интриги и мороки, а также происходят неожиданные встречи
Eine Stunde Schlaf vor Mitternacht ist besser als zwei danach.
(Один час сна до полуночи — лучше двух после).
Немецкая пословица
Вышла царица из-под полицы:
«Где наш царь Кесарь?
Он придет к нам в полночь ночевать?»
Русская загадка. Ответ: мышь и кот
— Ты спать-то сегодня собираешься? — недовольно спросила Иравари, уже битый час наблюдавшая за моими метаниями.
Эмелина опять с кем-то «возжигала огонь страсти», что, впрочем, было очень кстати, так как комната была в нашем с демоницей распоряжении. Если бы моя соседка обладала менее горячим темпераментом, мне давно пришлось бы съехать.
— На том свете отоспимся, — огрызнулась я. — Пока не придумаю, куда этого маркиза определить, не будет мне покоя. Слишком много игроков у нас в партии заявлено. Я только-только разбираться начала, тут — бах! — шпионы.
— Это и есть настоящая жизнь. А ты что думала, все просто получится — ты ход, противник ход, и отбой посчитали?
Тут не один десяток лет каша заваривалась, и почему ты вдруг решила, что сможешь ее в одиночку разгрести.
— Твои кулинарно-игровые аллюзии слишком прозрачны.
— А ты свой словарный запас для дворцовых интриг побереги, нечего на мне искусство риторики оттачивать, — надулась Иравари. — Я тебя сразу предупреждала: не для юной девы задача.
— То, что не для девы, Мануэль на себя взял.
— Скоро никакие мороки не помогут, — не уходила от темы Иравари. — Все заметят и синяки твои под глазами, и щеки впалые. Совсем себя не щадишь.
— Мне красота ни к чему, — просто ответила я. — Люди прочь с криками ужаса не бегут — и слава богам.
Я подошла к зеркалу и пальцем провела по его поверхности. Картинка с Иравари съежилась и забилась в уголок, а я смогла изучить свое отражение. Странно, когда я еще девчонкой была, бабушка чего только не делала, чтоб «красоту мою от глаз чужих сокрыть». Слишком моя внешность не вязалась с образом деревенской простушки. Теперь пришло время о другом заботиться — чтоб никто следов моих еженощных бдений не заметил. И чего Иравари ругается? Ну да, бледненькая и с лица спала, отчего глаза кажутся еще больше, ключицы торчат. Но это не от недосыпу, а от того, что ем мало. А ем мало потому, что времени на трапезы особо нет…
— Я тебя Зигфриду сдам, — вдруг пискнула из своего уголка демоница. — Ты меня с ним знакомила когда-то, значит, я ему без проблем являться могу. — Все ему расскажу: и про то, что ты с собой делаешь, и в какую авантюру ввязалась.
— Только попробуй! — Я сделала раздраженный пасс, Иравари опять появилась в полный рост. — К тому же мэтр Кляйнерманн обижен на меня безмерно.
— За то, что ты его на растерзание лицедейке оставила? — оживилась собеседница. Когда я ей в лицах «про сыночков да дочек» рассказывала, она хохотала до слез.
