Кандалы были захлестнуты за пятиметровую цепь, протянувшуюся на высоте пояса между двумя торчащими из стены железными кольцами. Если я поворачивался спиной к стене, то Заяц и Электра оказывались слева от меня. А с другой стороны, полулежал, повиснув на цепи, чернокожий человек.
– Как вам мой наряд, молодые люди? – Чосер оправил сюртук в лиловую полоску и поднял над головой газовый светильник.
– Вид что надо, – сказал я.
Он заулыбался, стряхнул с плеча пылинку.
– Однако же, он меркнет в сравнении с одеждами брата, коего вы будете иметь счастье лицезреть вскоре.
Когда человек-лоза направился к коридору, ведущему в башню, я подергал цепь. Не порвать, конечно, а отмычки в несессере. Я лишился револьверов, портмоне, отмычек – всего, кроме одежды и своего разума. Вот только сейчас он молчал, неспособный подсказать ничего толкового.
В пещере было тихо. Состав с электровозом отогнали, должно быть, обратно в пещеру под нами, а вокруг второго поезда прохаживались наемники. На смотровой площадке заднего вагона сидел часовой с ружьем в руках. Грузчиков с «Двузубца» не видно – то ли их убили, как слуг, то ли заперли где-то.
Из-за поезда появился Джуса с саблей в ножнах и заткнутой за ремень плеткой, окликнул часового и показал ему в нашу сторону. Когда толстяк снова скрылся за вагонами, наемник переложил ружье из руки в руку и уставился на нас.
Я закашлялся, звякнув кандалами, прижал ладонь ко рту, с трудом сглотнул, сплюнул. Горло болело все сильнее. Электра о чем-то напряженно размышляла, а Заяц кивнул на чернокожего:
– Анри, может, он живой?
Шагнув к четвертому пленнику, я взял его за черные кучерявые волосы, приподнял голову и заглянул в лицо.
– Мертвец. И на нем ошейник.
– На тех мертвецах в бараке тоже были ошейники, – нехотя сказала Электра.
Я уточнил:
– Там тоже были чернокожие?
– Несколько.
– Они – рабы? – спросил Заяц.
– Вообще-то рабство было отменено тридцать пять лет назад, – сказал я. – В смысле в Америке отменено… Что ты делаешь?
Не обращая на меня внимания, Электра вытащила из-за пазухи шнурок с металлическим цилиндром. Я сообразил, что в радиозале мистер Чосер так и не забрал свисток – сначала девушка отвлекла его, залепив оплеуху, потом он ткнул ее тростью в лицо, Заяц попытался вмешаться, получил удар от Кариба… В суматохе про свисток все забыли.
– Для чего это?
Она хмуро зыркнула на меня, приставила свисток к губам и подула. Никакого звука я не услышал, но девушка зачем-то подула еще раз. Потом отправила его обратно за пазуху и, поглядев на каменный свод, пробормотала:
– Наверное, не пройдет. Слишком толстый камень, надо выбраться на поверхность.
Заяц громким шепотом спросил:
– Анри, а почему она так… Вроде не замечает нас?
– Потому что считает, что в библиотеке я вел себя как трус, выбалтывая врагам всякие сведения, – ответил я. – Она думает, что гордо молчать или провоцировать – признак смелости.
– А чего это признак? – поинтересовался мальчишка.
– Глупости. Как минимум – детской наивности.
– А-а, понял.
– Ты – дурак! – вспыхнула Электра. – Дурак и трус! Хочешь сказать, ты не струсил в библиотеке?! Лепетал там, рассказывал им все…
– Вспомни, что именно я говорил. Сможешь или от злости мозги совсем растаяли?
– Заткни рот, бледнолицая шлюха!
– Ого, какие словечки. Я не сказал им ничего, что они не знали или не могли легко догадаться. Вообще ничего. И при этом узнал от них много всего… Про Париж, про шахту и газ, про безумные планы графа. Главное – я понял его самого, что он за человек. Знаешь, почему?
Она молча сверкала на меня глазами, но Заяц тут же спросил: «Почему, Анри?» – и я ответил:
– Потому что внимательно слушал и наблюдал, пока ты злилась сама и думала только о том, как разозлить графа.
Эли возмущенно шагнула ко мне, лязгая цепью, наткнулась на Зайца, сжала кулаки, но потом опустила руки. Постучала наручником о стену и сказала:
– Нам сейчас нет смысла ссориться.
– Ага, – кивнул я. – Это было бы совсем глупо. У кого-нибудь есть проволока или что-то похожее?
Выяснилось, что нет, а свисток Электры в скважину наручников не влезал. Я не успел спросить, для чего на самом деле нужна эта железка, – донесся ритмичный лязг, и Кариб вкатил в пещеру высокий стол на колесах. На нем были раскрытый железный ящик и толстая катушка с проводом, а сзади шел мистер Чосер со светильником в руке.
– Что там стоит? – спросила Эли. – И провод еще… Вроде телефонного?
– Похоже, – согласился я. – Хотя… Смотрите, он его разматывает и тащит конец к шахте. Это взрыватель.
– Что? – не поняла она.
– Дистанционный взрыватель. И провод очень длинный, вон сколько его на катушке. Наверное, хватит, чтобы вынести взрыватель обратно в туннель или даже на стену, оттуда дать сигнал…
– Какой еще сигнал?
– Электрический. Он пойдет к смеси из последней бочки, которую они вылили в трещину, и та взорвется.
Кариб поставил столик посреди пещеры, а Чосер подошел к большому плоскому камню, лежащему под стеной метрах в трех от чернокожего мертвеца. Камень использовали вместо стола – на нем валялись грязные свертки, моток бечевки, лежал разбитый фонарь и старые инструменты. Вука поставил на камень светильник и мой несессер, с улыбкой погрозил нам тростью и распахнул полы сюртука, показывая два револьвера с инкрустациями на рукоятках. Весело рассмеявшись, он пошел назад, но на полпути становился. Откинув голову, Чосер прикрыл глаза ладонью, будто ослепленный блеском того, кто появился из коридора.
На Бальтазаре Цепеше были черный плащ, узкие синие штиблеты, необычно высокий цилиндр с ярко-синей лентой, синие перчатки и красный шейный платок. Он прошел мимо Кариба с Чосером, опираясь на длинную, похожую на посох трость. Набалдашником ей служила золотая шестерня с заключенным внутри круглым темным камнем, на котором был изображен глаз.
Из-за вагонов навстречу хозяину вышел Джуса. Мистер Чосер повернулся к нам и доверительно заговорил:
– Мой брат, как вы уже наверняка поняли, человек с фантазией и не без масштабности. Хочет разыграть пьесу вашей гибели как по нотам. Исполнить симфонию, где главной темой станут ваши предсмертные крики.
Я не слушал его, стараясь уловить беседу Джусы с графом. Реплику первого расслышать не удалось, но звучный голос Бальтазара донесся отчетливо:
– В баке шара есть топливо, мотор работает? Хорошо, тогда возвращайся в Будапешт, жди новостей. На твой счет переведены пять тысяч фунтов.
Чосер, напутственно хлопнув толстяка по плечу, весело хохотнул:
