Во всяком случае, он не вернулся. После Ригеля о Кристофере Симе больше никто не слышал. Иногда я думаю о нем, стоящем на той скале, и больше всего в жизни мне хочется верить, что она спустилась к нему, как гром среди ясного неба, и забрала его оттуда. Мне нравится так думать. Хотя я в это не верю.
* * *
И, наконец, Гейб.
В данное время бортовой журнал «Корсариуса» и личная записная книжка Кристофера Сима, исписанная его почерком, выставлены в экспозиции Института Аккадии. В крыле Габриэля Бенедикта.
ЭПИЛОГ
Скиммер описал дугу, спускаясь в долину Святого Антония, облетел аббатство и сел на посадочной площадке для посетителей возле статуи Девы перед административным Зданием. Высокий смуглый человек выбрался из кабины пилота, замигал от солнечного света, оглядел группу строений – спальни, библиотеку и церковь, без видимого порядка разбросанные по склонам долины.
Молодой человек в красных одеждах стоял в стороне, наблюдая за вновь прибывшим. Вдруг он быстро подошел к посетителю.
– Мистер Скотт?
– Да.
– Добро пожаловать к Святому Антонию. Меня зовут Микель Дюбей, я представитель аббата.
Обычно Микель смягчал официальность своего заявления дополнительным замечанием, что он послушник. Однако, манеры Скотта не вызывали на откровенность.
– Мы приготовили для вас келью.
– Спасибо. Я не останусь на ночь.
– Вот как? – озадаченно произнес юноша. – Я понял, что вы намереваетесь найти здесь пристанище.
– Да, – ответил Скотт, неожиданно заметив присутствие послушника. – В некотором смысле. Но это займет только полчаса или около того.
Микель стиснул зубы, пытаясь взять себя в руки.
– Аббат пожелал, чтобы я оказал вам любую помощь.
* * *
С сильно бьющимся сердцем Хью Скотт последовал за проводником мимо жилых помещений и зоны отдыха. В вечернем воздухе раздавались крики игроков в мяч. Навстречу им прошли два священника, одетых в белое, приветливо поздоровавшиеся с Микелем и его подопечным. До Скотта донеслись обрывки их беседы, которая, по-видимому, имела отношение к физике высоких энергий.
Зазвонил колокол. Большая птица на дереве громко захлопала крыльями, свалилась вниз, ударилась о землю, поднялась на громадные, изогнутые углом ноги и умчалась прочь.
– Она пришла за одним из наших отцов, проведших девять дней поста в горах, – объяснил послушник. – Мы пытаемся поймать ее и отправить обратно.
– Никогда не видел ничего подобного, – задумчиво сказал Скотт. Глядя на склон горы, он, возможно, совсем не думал о птице, он даже не осознал ее появление.
– Птица с покосов, – прибавил Микель и умолк.
Дорожка извивалась в рощицах цветущего кустарника и карликовых деревьев. Они повернули, пошли вверх по склону. На гребне холма, за железной оградой, Скотт увидел ряды белых крестов.
Он замедлил шаг. День выдался чудесный, а послеобеденное время предназначено для наслаждения, его надо смаковать! Кровь быстрее заструилась вето жилах.
У входа стояли мраморные скамьи, где, очевидно, предполагалось плодотворно размышлять о быстротечности жизни. Взгляд Скотта скользнул к арке, за которой отцы завершали свой последний путь. На ее верхушке стоял крест, а надпись на ней гласила: «Тот, кто учит других, как умирать, должен знать, как жить».
«Да, – подумал Скотт. – Сим знал!»
– Вон там, сзади.
Микель указал на сектор в тени старых деревьев. Пройдя вдоль ряда простых белых крестов, Хью с удивлением подумал, что, пожалуй, впервые он не поддался на кладбище игре воображения, навевающей мрачные мысли о собственной бренности. Сегодня его занимали более важные мысли.
– Здесь, сударь.
Послушник остановился возле креста, ничем не отличающегося от остальных.
Джером Кортни
Умер 11, 108 A. D.
Скотт сверился с наручным интеркомом. Дата соответствовала 1249-му году по календарю Окраины. Спустя сорок лет после окончания войны! Глаза его наполнились слезами, и он опустился на одно колено.
Трава шелестела под теплым вечерним ветерком, где-то текла вода, слышались голоса. Его потрясло безвременье этого места.
Когда Скотт поднялся, Микеля уже не было. На его месте стоял другой человек, бородатый, коренастый, в белой сутане Апостолов.
– Я отец Тазангалес, – представился он, протягивая руку.
Рука была большой, костлявой, загрубевшей от работы.
– Вы знали, кто он? – спросил Скотт.
– Да. Аббаты всегда знали. Боюсь, епископ тоже знает. Но это необходимо.
– Он прожил здесь сорок лет, – изумленно произнес Скотт.
– Он время от времени жил здесь в течение сорока лет. Он не был членом Ордена, даже не разделял нашей веры, хотя есть доказательство того, что он сочувствовал Церкви. – Аббат печально смотрел на дальние холмы. – Согласно нашим записям, он прилетал и улетал довольно часто. Но нам приятно сознавать, что монастырь Святого Антония стал его домом.
– У вас есть какие-нибудь документы? Он делал какие-то заявления? Объяснил, что произошло?
– Да. – Аббат скрестил руки и, приветливо посмотрел на своего гостя. – У нас имеется несколько его документов, рукописей. В частности, одна, по-видимому, является попыткой систематизировать зарождение и падение цивилизаций. Полагаю, он продвинулся в понимании этого вопроса дальше других. Еще есть несколько исторических работ, серия философских эссе и мемуары.
Скотт задохнулся от изумления.
– У вас есть такое, и вы никогда не сообщали об этом миру?
– Он сам просил нас. «Не давайте им ничего, – сказал он, – пока они не придут и не попросят». – Аббат пристально посмотрел Скотту в глаза. – Полагаю, час настал.
Скотт провел пальцами по могильному камню. Несмотря на вечернюю прохладу, он оказался теплым.
– Думаю, я займу предложенную вами келью. Мне очень надо узнать, что он хотел сказать нам.
