– И что с ней, по мнению ее светлости, не так? – осведомился он.
– Она сказала, переварена, – ответил я. – Она нынче в очень дурном настроении.
– А, очередной вечерок выдался, – подытожил главный повар. – Похудательные заклинания вызвали у нее несварение, и теперь она экономит в желудке место для жаркого? Ладно, ступай обратно и передай, что ее покорный слуга нижайше просит прощения, распластавшись по ковру, а что рыба приготовлена безукоризненно, можешь не передавать.
Я отправился обратно в столовую и умудрился войти почти что так, как мне и полагалось, – проскользнув бочком почти без всякого шума. Мистер Амос меня уже дожидался. Казалось, что в комнате за его грушевидным телом бушует буря.
– И что главный повар сказал в свое оправдание? – осведомился он.
– Он распластался по ковру и просил не передавать, что рыба приготовлена безукоризненно, – ответил я.
Вышло довольно глупо. Наверное, выскочило под влиянием Кристофера. Зато у мистера Амоса появился великолепный повод хотя бы частично сорвать раздражение на мне. Он так зыркнул на меня своими глазами-бусинами, что у меня затряслись коленки. На мое счастье, именно в этот момент леди Фелиция вскочила со стула и бросила на стол свою большую белую салфетку. Перевернув при этом два винных бокала.
– Мама! – сказала, точнее выкрикнула, она. – Может, хватит уже отчитывать Роберта так, будто он совершил преступление? Он всего-то нанял библиотекаря, которого ты к тому же сама просила нанять! А потому отстань от него, ладно?
Графиня повернулась к леди Фелиции. Глаза у нее округлились, а губы начали складываться в букву «П» одного из этих ее ужасных «почему?».
– И если ты еще хоть раз скажешь «почему, милочка?», – взвизгнула леди Фелиция, – я возьму этот подсвечник и вышибу тебе мозги!
Она издала странный звук, то ли смешок, то ли рыдание, и бросилась к дверям. Нам с мистером Амосом пришлось отпрыгнуть в сторону. Леди Фелиция промчалась мимо и вылетела из комнаты подобно жаркому, благоуханному урагану; дверь за ней захлопнулась.
За собой она оставила мертвое молчание, наполненное лихорадочной деятельностью. Эндрю и второй лакей тут же сорвались с места – беззвучно, на цыпочках; они вытирали разлитое вино, уносили разбросанные бокалы, убирали ножи, вилки и ложки, все еще лежавшие рядом с прибором леди Фелиции. Двое оставшихся за столом так и сидели, и вот – как будто вовсе ничего не произошло – мистер Амос подошел и тихо заговорил прямо в ухо графине:
– Главный повар нижайше просит его простить, миледи, и заверяет, что больше этого не повторится. Позвольте подать следующее блюдо, миледи.
Графиня кивнула, будто оцепенев. Поскольку лакеи все еще вытирали винные пятна, мистер Амос пальцем поманил нас с Кристофером к кухонному лифту и принялся подавать нам супницы и соусницы, чтобы мы отнесли их на стол. Я плохо представлял, что куда нужно поставить, а Кристофер тащил все прямо к столу и шлепал куда попало, а потом кланялся и обеими руками расправлял салфетки – можно было подумать, что он знает, что делает. Мистер Амос зыркнул на него через плечо и сам поднял массивное блюдо, нагруженное мясом.
Графиня, так и не выйдя из оцепенения, сказала графу Роберту:
– Фелиция в последнее время просто невыносима. Мне кажется, давно пора выдать ее замуж. Наряду с другими гостями я приглашу на прием этого милого мистера Сейли. Я уверена, что сумею уговорить Фелицию выйти за него.
Граф Роберт проговорил:
– Это ты так шутишь, мама?
– Вовсе нет. Я никогда не шучу, друг мой, – сказала графиня. – В конце концов, мистер Сейли – мэр Столчестера. Он богат и вдов и занимает весьма достойное положение – а за кого выйдет Фелиция, не так уж важно, это не твой случай. Ты, мой друг, помолвлен с титулованной дамой, поскольку…
– Слушай, отстань! – внезапно выкрикнул граф Роберт.
Он вскочил со стула, швырнул на стол салфетку и, как и леди Фелиция, размашисто зашагал к двери; тут как раз подоспел Амос с блюдом мяса.
Я так и не понял, как мистер Амос не врезался в графа Роберта. Граф, похоже, ни мистера Амоса, ни мяса просто не видел. Он выскочил вон из столовой и захлопнул за собой дверь. Мистер Амос непостижимым образом умудрился поднять блюдо над головами их обоих, а сам извернуться в сторону. Графиня, по-прежнему оцепенелая, смотрела, как мистер Амос вальсирует по комнате с огромным дымящимся блюдом.
Когда он наконец перестал кружиться, она сказала:
– Не понимаю, Амос, почему мои дети в последнее время стали такими несносными?
– Полагаю, дело в их безответственной юности, миледи, – откликнулся мистер Амос, почтительно опуская блюдо на стол. – Они ведь, по сути, еще подростки.
Кристофер удивленно скосил на меня глаза. Как он мне потом объяснил, обычно подростками называют людей нашего с ним возраста.
– Леди Фелиция только что достигла совершеннолетия, – сказал он, – пусть празднество по этому поводу и не состоялось. А графу Роберту уже вообще за двадцать! Грант, тебе не кажется, что графиня в ярости, а мистер Амос пытается ее успокоить?
Впрочем, все это он сказал много позже. Пока же нам пришлось дальше стоять по стенкам, пока графиня упрямо расправлялась еще с тремя блюдами, полубутылкой вина и десертом, причем с каждым проглоченным кусочком пищи она выглядела все свирепее. А мистер Амос так разбушевался под пробочкой, что даже Кристофер боялся пошевельнуться. Лакеи прикидывались невидимками, я тоже.
На этом дело не кончилось. Графиня отложила салфетку и направилась в главный салон, объявив мистеру Амосу, что Постигающие должны подать ей туда кофе. А значит, нам с Кристофером пришлось нестись за ней вверх по лестнице с блюдами и вазами сластей и шоколада, а мистер Амос шагал следом с кофейником – будто грозная овчарка за своим стадом.
Главный салон был комнатой огромной. Он протянулся от передней до задней стены дома, и в нем было полно вещей, о которые можно споткнуться, – позолоченных пуфиков и малюсеньких лакированных столиков. Графиня уселась прямо в середине, и нам с Кристофером пришлось до бесконечности подливать ей кофе в чашку столь крошечную, что я вспомнил тигели, которые дядя Альфред использовал для своих опытов. Я капал туда кофе, а Кристофер сливки; мистер Амос стоял вдалеке, у двери, покачиваясь на обутых в блестящие туфли ножках и дожидаясь, когда мы что-нибудь сделаем не так, чтобы можно было сорвать на нас ярость. Мы знали: если что, мистер Амос как минимум лишит нас свободного завтрашнего утра, а потому старались все делать как можно аккуратнее. Мы ходили на цыпочках и капали кофе чуть не целую вечность, и вот в конце концов графиня произнесла:
– Амос, я хочу побыть одна.
К этому времени руки у меня дрожали, а икры ныли от хождения на цыпочках, однако ни одной ошибки мы не допустили, пришлось мистеру Амосу нас отпустить.
– Уфф! – сказал я, когда убедился, что он нас не слышит. – Что же натворил граф Роберт, что так вывел их из себя? Ты выяснил?
