Я ответил пустым взглядом, каким может смотреть предмет мебели: чего не выдавать, миледи? Тут служебная дверь у нас за спиной отворилась, и в салон тихонько вошли Хьюго и Антея. На них, как и на всех гостях, были вечерние туалеты. Хьюго в костюме выглядел очень недурно и куда менее скованно, чем мистер Сейли. На сестре было красное платье, и вид у нее был умереть-не-встать.
Поначалу их, похоже, никто, кроме меня, не заметил. Они медленно прошли, держась рядом, в середину комнаты – вид у них был чрезвычайно решительный. Хьюго выглядел настолько решительно, что напоминал бульдога. А потом Антея сделала незаметный магический жест, графиня подняла глаза и увидела их. Она вскочила и понеслась в их сторону, шурша развевающимся синим шелком.
– Как прикажете это понимать? – проговорила она торопливым и злым шепотом. – Я не позволю устраивать такое в присутствии гостей!
При этих словах леди Мэри подняла глаза, глянула на Антею и буквально позеленела от ярости. Черные волосы и сияющая кожа моей сестры просто уничтожили леди Мэри. Леди Мэри рядом с ней выглядела как выцветшая фотография и прекрасно это сознавала.
Мистер Амос, по-прежнему распоряжавшийся чашечками и рюмочками, тоже поднял взгляд. Вытаращился. Потом выпучился. Если бы взглядом можно было убить, Хьюго немедленно упал бы замертво, а Антея следом.
А леди Фелиция вставала со стула – медленно, растерянно. Ее яркое белое платье притягивало взгляд, и почти все гости повернулись к ней – посмотреть, что она делает. Сперва они посмотрели на нее, а потом на Хьюго с Антеей. Разговор умолк. И тогда встал граф Роберт и зашагал к ним с другого конца салона. Все вытаращились на него. Одна из дам даже достала лорнет, чтобы таращиться получше.
– Прошу прощения, что прерываю ваши беседы, – сказал граф Роберт, – однако мы должны сделать несколько объявлений.
Графиня метнулась было к нему, складывая лицо в вопрос: «Почему, душенька?» Она элегантно лопалась от ярости. Мистер Амос тоже, вот только без всякой элегантности. Но ни один из них не успел и слова сказать, потому что тут главная дверь в дальнем конце салона распахнулась и в проеме возник мистер Прендергаст.
– Достопочтенная госпожа Франкония Тесдиник! – возгласил он своим звучным актерским голосом.
А потом попятился прочь, и в салон вступила моя мама.
Выглядела она еще неряшливее, чем обычно. Волосы были собраны на затылке в большой неопрятный узел, сильно напоминающий птичье гнездо. В каком-то шкафу она отыскала длинное платье из желтой шерсти, которое, должно быть, провисело там лет двадцать. От времени оно побурело. Я даже со своего места видел дырки, проеденные молью. К платью она добавила разлапистую сумку – похоже, купленную в игрушечном магазине. Но в эту огромную залу она вплыла так, будто была разряжена под стать графине.
Я в жизни не чувствовал себя хуже. Хотелось залезть в одну из этих ее дырок и там спрятаться. Я посмотрел на Антею – думая, что ей как минимум так же неудобно, как и мне. Но сестра взирала на нашу маму чуть ли не с восхищением. По лицу ее начала расползаться счастливая улыбка, и она сказала Хьюго:
– Моя мама любительница пошутить. Знаю я это платье. Она его специально держит, чтобы вгонять людей в краску.
Мама шествовала по залу точно королева, пока не оказалась лицом к лицу с графиней.
– Добрый вечер, Доротея, – поздоровалась она. – Похоже, выйдя замуж за денежный мешок, ты приобрела некоторый лоск. А куда же подевались твои планы стать актрисой? – Она обернулась к даме с лорнетом и пояснила: – Видите ли, мы с Доротеей когда-то вместе учились в школе.
– Совершенно верно, – ледяным тоном подтвердила графиня. – А куда же подевались твои планы стать писательницей, Фанни? Что-то не припомню, чтобы мне попалась хоть одна твоя книга.
– Это потому, что ты так толком и не выучилась читать, – парировала мама.
– А что тебе здесь нужно? – осведомилась графиня. – И как ты сюда попала?
– Обычным образом, – ответила мама. – На трамвае. Привратник прекрасно меня помнит, а этот милый новый лакей впустил меня в дом. Сказал, что ему даны особые указания касательно бедных родственников.
– Но что тебе здесь понадобилось? – не отставала графиня. – На моей свадьбе ты поклялась, что больше ноги твоей не будет в Столлери.
– А, когда ты выходила замуж за того актера, да? – уточнила мама. – Полагаю, ты понимаешь, что только крайне важное и неотложное дело могло заставить меня приехать сюда. Я приехала…
Тут ее перебил мистер Амос. Лицо его приобрело какой-то странный цвет, а когда он встал рядом с мамой, мне показалось, что его трясет. Он положил руку на побитый молью рукав.
– Мадам, – обратился он к ней. – Мне кажется, ваш наряд требует внимания. Позвольте, я провожу вас к экономке.
Мама бросила на него быстрый презрительный взгляд.
– Не заводись, Амос, – отрезала она. – Ты тут ни при чем. Я приехала только затем, чтобы не дать моей дочери выйти за сына милейшей Доротеи.
– Что? – выпалила графиня.
А на другом конце зала леди Мэри повторила «ЧТО?» еще громче и тут же вскочила на ноги.
– Боюсь, милейшая, вы что-то перепутали, – сказала она. – Роберт собирается жениться на мне.
Тут граф Роберт кашлянул.
– Она ничего не перепутала, – сказал он. – Вернее, перепутала, но не слишком существенно. Прежде чем вы все втроем окончательно решите мою судьбу, хочу вам заявить, что я уже сам ее решил. – Он подошел к Антее, взял ее ладонь и положил себе на предплечье. – Это одно из объявлений, которые я собирался сделать, – пояснил он. – Мы с Антеей обвенчались две недели назад в Лудвиче.
По всей комнате раздались ахи и перешептывания. Мама с графиней уставились друг на дружку почитай с одинаковой яростью. Граф Роберт лучезарно улыбнулся сначала им, потом застывшим гостям – как будто сообщил самую радостную весть на свете.
– А сегодня утром, в Столчестере, Хьюго обвенчался с моей сестрой Фелицией, – добавил он.
– Что? – грохнул мистер Амос.
– Этого не может быть, душенька, – возразила графиня. – Я ведь не дала своего согласия.
– Фелиция совершеннолетняя. Она не нуждается в твоем согласии, – напомнил граф Роберт.
– Послушайте-ка, молодой человек, – сказал мистер Сейли, вставая и приближаясь к графу Роберту. – Мне однозначно дали понять…
Но его прервал мистер Амос, выкрикнув громовым голосом:
– Я запрещаю это! Я все запрещаю!
Все уставились на него. Лицо багровое, глаза выпучены; похоже, он задыхался от ярости.
– Здесь распоряжаюсь я, и я запрещаю! – вопил он.
– Он свихнулся, – промолвила какая-то герцогиня, стоявшая со мной рядом. – Он же всего лишь дворецкий.
Мистер Амос услышал ее слова.
– Вовсе нет! – проревел он. – Я – граф Амос Тесдиник Столлерийский, и я не позволю, чтобы мой сын женился на дочери лицедейки!
