Торин бросил весла и откинулся на сиденье, закрыв глаза и подставив лицо солнцу.
– Ты знаешь ответ.
– Освобожу тебя и узнаю, – пробормотала я.
Он кивнул, отвечая:
– Совершенно верно.
– Поскольку этого не произойдет, есть еще какая-то причина, по которой ты решил, что мы должны спуститься вниз по реке на лодке?
– Ты скрежетала зубами во сне. Это раздражало и беспокоило, поэтому я подумал, что прогулка пойдет тебе на пользу.
– Во-первых, не смей наблюдать за мной, когда я сплю, а во-вторых…
– О, тише, – без особого пыла прервал меня Торин. – Неужели ты не можешь просто полежать на подушках, наслаждаясь этим дивным летним днем?
– Сейчас февраль, и я уже лежу, – напомнила я колдуну.
– Во внешнем мире, – уточнил он. – Но здесь может быть все, что нам угодно.
Опасное направление мыслей. Торин – мастер в подобных делах: предложить мечтания, желания и идеальные дни. Но все это было нереальным и небесплатным.
И тем не менее здорово почувствовать тепло и подремать на солнышке, не переживая из-за Финли, мамы, привидений и – я передернулась – школы.
Опираясь о борт лодки, я опустила пальцы в прохладную воду. Мне понадобилось несколько секунд для осознания, что я не вижу своего отражения. Выпрямившись, я посмотрела, прищурившись, на Торина.
– Понимаю, что зеркал у тебя не бывает, но даже вода не дает отражения?
– Мои правила, – легко откликнулся он.
Какое-то движение на дальнем берегу привлекло мое внимание, и, подняв голову, я увидела женщину, шедшую вдоль берега. На ней было тяжелое платье из пурпурной парчи, иссиня-черные волосы поблескивали на солнце.
– Кто это?
С недоуменным возгласом Торин повернул голову и рассердился, увидев даму.
– Что она здесь делает?
Едва заметное движение ладонью, и женщина пропала, но Торин все не мог успокоиться.
– Странно. Я не приглашал сюда Ровену. – Он прищурился на меня. – А ты?
– Так как я даже не знаю, кто такая Ровена, то нет, не приглашала.
Колдун посмотрел на то место, где она находилась.
– Ровена была членом… – Он осекся, убирая упавшие на глаза волосы. – Не важно.
Я сидела и ждала, когда он что-нибудь добавит, но колдун просто закрыт глаза, подняв к солнцу лицо. Я мало знала о его жизни до зеркала и иногда думала, что, может, это и к лучшему. Странно было думать о Торине как о нормальном человеке – более того, нормальном парне, – бродившем по миру.
Мы долго молчали, и я, видимо, задремала. Возможно ли это вообще – спать во сне? С Торином, который знал? И все равно я вздрогнула, когда он вдруг сказал:
– Тебе следует просто быть собой.
– Что?
– Ты боишься, что не понравишься ребятам. Из-за этого ты и скрипела во сне зубами. Все думаешь, как заставить их полюбить себя, как проникнуть в их маленькую группу.
Он поднял голову, внимательно глядя на меня.
– Но ты как личность прекрасна и ты им понравишься, если будешь просто… вот такой.
Я пошевелилась, разглаживая воображаемые морщинки на своей тяжелой юбке.
– Значит, это твой ценный совет? Быть собой?
Торин усмехнулся, обнажив кривоватые, но очень белые зубы.
– Совершенно верно. Будь собой. Будь Изольдой Брэнник, и им ничего не останется, как обожать тебя.
Он взял мою руку и запечатлел на ней поцелуй.
Я была настолько поражена, что никак не отреагировала, даже не убрала руку.
Когда Торин поднял голову, глаза у него были ярко-зеленые, почти как вода, по которой мы плыли.
– А теперь проснись, – прошептал он.
Я проснулась почти моментально, с сосущим чувством в желудке. На часах оставалось три минуты до звонка будильника, бледно-серый свет просачивался из-за краев штор.
Я немедленно посмотрела на зеркало, но Торина и след простыл. И хорошо, учитывая, насколько странно я себя чувствовала. Что же это такое было? Взять за руку, как в предпоследнем сне, – это одно, но целование рук, цитирую Майю, – совсем другой переплет.
Все еще взволнованная, я вылезла из-под одеяла и пошла вниз.
Мама уже уехала. На сей раз стол от разносолов не ломился. Только приклеенная на холодильник записка напоминала, что там есть замороженные вафли. Я положила парочку в тостер, затем вернулась наверх и приняла самый горячий, какой могла выдержать, душ. Стоя под потоком кипятка, я вспоминала недавний сон. Не целование рук – об этом я точно не хотела думать, – а предшествующие слова.
Будь собой, сказал Торин. И конечно, вчерашний день был, возможно, совсем далек от идеала – ха! невольный каламбур, – но я хотя бы подружилась с Роми. Вроде бы. Так что теперь мне нужно только заговорить с ней о клубе охотников за привидениями и понять, знает ли она что-нибудь о нападении на учителя-естественника.
Легко.
Выбравшись из душа, я почувствовала себя лучше, но обнаружила, что мой маленький внутренний ободряющий монолог занял больше времени, чем предполагалось. Вафли сгорели, и мне грозило опоздание на автобус.
Наскоро одевшись – джинсы, черная футболка и, при воспоминании о вчерашних взглядах, розовая толстовка, – я выскочила из дома. Остановка находилась в конце квартала, и двери автобуса начали закрываться, когда я помчалась к нему. Со все еще влажными волосами, рассыпавшимися по плечам, я влетела в автобус с извиняющейся, как я надеялась, улыбкой.
Водитель – Мэгги, судя по табличке с именем – пренебрежительно фыркнула.
– Я не жду! – резко бросила она мне. – В этот раз тебе повезло, девочка.
– Прошу прощения, – промямлила я, пробираясь в конец салона.
Я выискивала взглядом свободное место, как вдруг поднялся Деке, махая мне.
– Изольда! – позвал он. – Это я, Деке, твой новый лучший друг! Я занял тебе место!
Несколько школьников устремили на него сердитые взгляды, но Декс то ли не заметил, то ли ему было наплевать. Я подняла руку, приветствуя его. Он сидел, широко улыбаясь, и выглядел безобидным, что твой золотистый ретривер, но я не могла забыть случившегося вчера. Если я поняла, что Декс экстраординарий, разве он не догадался, кто я? Не поэтому ли он источает такое дружелюбие сегодня утром?
Автобус, дернувшись, тронулся, как раз когда я прошла назад, и новый знакомый протянул руку, чтобы поддержать меня. Мне показалось, он хочет обнять меня за талию, но его ладонь легла мне на бедро. Даже сквозь джинсы я ощутила этот слабый ток магии.
Декс отдернул руку, и на секунду я подумала, что, может, он тоже его почувствовал. Но парень поморщился и сказал:
