— Байрода, — зарычал гном, — ты смеешь вести переговоры с этим сбродом?
Переговорщик дернулся, но не ответил. Капитан вопросительно посмотрел на меня, и я перевел слова гнома.
— …если ты, чтоб тебе ноги повыдергивало, уступишь им хоть…
— Если я не уступлю им, — перебил гнома Байрода, — то ты здесь и подохнешь. Тогда мне уже твой отец ноги повыдергивает!
Бросив последний взгляд на гнома, он, подгоняемый несущимися вслед проклятиями, подошел к Седому.
— Думаю, нам стоит продолжить разговор в другом месте.
— Хорошо, — кивнул Седой. — Ламил, проследи, чтобы этот мелкий охальник выжил.
И мы снова вернулись туда, где начались сегодняшние переговоры. Говорили долго. Так долго, что у меня уже начал неметь язык. Время от времени Байрода срывался на крик, но капитан оставался непрошибаемо спокоен. Мы стояли на своем — проход на север. К этому требованию, кстати, прибавились и другие.
— Ты обеспечишь нас провиантом на все время, которое займет переход через горы, и еще на неделю. Считай это компенсацией за наших убитых и раненых товарищей. Еще нам нужен проводник…
Байрода спорил, торговался, и к концу дня я увидел, что даже терпение Седого начало иссякать.
— Послушай, Байрода, — не выдержав наконец, заявил капитан, — все очень просто. Тебе дорог тот гном. Так? И ты очень хочешь — почему, это меня не сильно интересует! — чтобы он вернулся домой живым. Я сказал тебе наши условия. Ты или принимаешь их, и мы, когда выйдем отсюда, отдаем тебе его живым, или получаешь своего гнома в не совсем живом виде.
В конце концов Байрода сдался. Скрипел зубами, играл желваками, яростно сверкал глазами, но сдался.
— Хорошо. На рассвете вы получите часть провианта, а остальное — в обмен на гнома. Проводником буду я сам. — Он развернулся и быстро зашагал обратно.
— Только учти, — крикнул ему вслед капитан (точнее — крикнул я, переводя его слова), — что твой гном будет жрать то, что вы дадите нам!
И снова на меня набросились с расспросами, когда я вернулся. Все наши, кроме Нарив, которая тихо сидит в сторонке и что-то подгоняет в своем снаряжении.
— Пропустят, — только и сказал я, устраиваясь поудобнее на камнях, которые кажутся мягче лучшей перины, на какой я спал в жизни. И вырубился.
Конечно, утром пришлось все рассказать. Даже не один раз. Мое вчерашнее «пропустят» ходило по лагерю всю ночь и обросло за это время гроздями самых разнообразных домыслов.
— Это правда, что мы захватили в плен самого ихнего короля? — Увидев, что я открыл глаза, Молин тут же оторвался от изучения подобранной кольчуги (тоже успел прибарахлиться, как и большинство остальных).
— А я слышал, — к Молину присоединился Навин, — что они просто испугались.
— Конечно испугались! — вставил кто-то из оказавшихся поблизости баронских. — Прут на строй как бараны… А мы их…
— Нет, мне говорили, как слышали от самого капитана, что мы какого-то гнома поймали, — донеслось из мигом возникшей вокруг меня толпы. — А они тех гномов, как богов, почитают!
Пока я пытался отогнать остатки сна и понять, что вокруг вообще происходит, толпа умолкла. Кто-то даже шикал на особо говорливых. Все ожидающе уставились на меня. Пришлось загнать куда-то подальше мечты о завтраке, хотя чуть ли не каждый из собравшихся протягивает мне что-то съестное, стараясь, видимо, задобрить, и пересказать суть вчерашних переговоров. Краткий пересказ мало кого удовлетворил. Я вздохнул и, не выдержав, вгрызся в четвертушку сухаря, запил водой из фляги и снова стал рассказывать. На этот раз — подробнее. Потом к толпе присоединились те, кто не успел к началу представления, — посыпались просьбы повторить рассказ, перемешанные с кучей вопросов… Так продолжалось до тех пор, пока откуда-то из-за толпы не загремела, отражаясь от стен ущелья, ругань Ламила. Вот честное слово — сегодня я обрадовался десятнику больше, чем обрадовался бы теплому утреннему солнцу, если бы оно соизволило бросить хоть пару лучиков в сырой полумрак этого проклятого ущелья. Толпа мигом испарилась. Вокруг остались только те, кому полагалось, — собственно наш десяток и кое-кто из других десятков, расположившихся поблизости.
— Ничего так кольчуга. — Немного успокоившись, я оценил трофей Молина.
— А то! — гордо выпятил грудь тот.
— Ты еще ведро не видел, — усмехнулся Баин, тоже позвякивавший обновкой.
— Какое ведро? — не понял я.
— Шлем это! — чуть ли не выкрикнул Молин. Видимо, его уже довольно долго достают подобными шуточками. — Шлем, говорю тебе!
Оказалось, что Молин подобрал на поле боя как раз такой шлем, какой я, опасаясь подобных шуточек с его стороны, брать отказался. Ну, тот самый, который действительно походил на ведро с прорезями для глаз.
— …Вот в следующем бою, когда вам по голове дадут, — продолжал тем временем доказывать Молин, — вы еще мне позавидуете! Вам черепушки поколют, как орехи, а я…
— А ты и так можешь не опасаться, — хохотнул кто-то. — У тебя башка — чисто камень. Не каждой дубиной расколешь!
Все заржали. Присоединился и я, увидев, как друг покраснел и надулся, словно пузырь.
— Зато щита теперь точно можешь не опасаться. — Баин не смеется, но и на его губах играет улыбка.
Как и обещал Байрода, припасы нам доставили на рассвете. Собственно, когда я проснулся — как раз заканчивали изучать содержимое принесенных хмурыми солдатами, с которыми мы еще вчера сражались, мешков. В основном это оказалась сушеная козлятина и какие-то мелкие грибы. Я тоже сунул нос, любопытствуя, чем придется питаться в ближайшее время. Хорошо хоть, не слизни…
До приказа о выходе я успел еще немного поговорить с Нарив. Снова пришлось пересказать содержание вчерашних переговоров. Хоть она и не спрашивала ни о чем, но я решил рассказать сам.
— Я говорила, что это не простой гном, — пожала плечами женщина, молча выслушав меня.
А тут подоспел и Ламил.
— Строиться, слизни! — заорал он. — Кто не успел попрощаться с ползающими тут по стенам родственниками — быстро прощаться и в строй!
Построились все в мгновение ока. Будто сидели и только ждали команды. Впереди — три десятка в полном вооружении. Все уцелевшие копья и щиты передали им. Мало ли… Кто знает, действительно ли так ценен тот гном, попавший к нам в плен, или Байрода попросту заманил нас в ловушку. В середине строя оказались раненые: кто на своих ногах, а кто — на носилках. Заложник наш — тут же. Двое несут коротышку на носилках, и еще четверо — стерегут по краям. Остальные оказались в конце колонны.
— Алин, а ты куда? — Ламил, увидев, что я занял свое место в десятке, поманил меня пальцем. — А переводить кто будет? Быстро вперед, к проводнику!
Я обменялся взглядами с друзьями и, расталкивая стоящих впереди, поспешил выполнить приказ. Вот и Байрода. Таки сам, как и обещал, будет вести нас через горы. Или в ловушку. Кто его знает… Я подбежал к проводнику, но переводить пока было нечего — Байрода, увидев, что наша маленькая армия готова, молча развернулся и пошел вперед.
