– Нет! – вскрикнула я, отчаянно пытаясь вырваться.
Усмешка. Жестокая и полная осознания как собственной невероятной силы, так и моего абсолютного бессилия. Мой порыв он переждал, надавив коленом на одну ногу и удержав рукой вторую… Он дерево свалил, что ему стоило меня сдержать? Да ничего по сути… И когда я выбилась из сил, рука сэра Сонхейда соскользнула на внутреннюю сторону бедра, выписывая странные узоры.
– Не надо, пожалуйста, – попросила я.
– Я бы не тронул, – хриплый злой голос, – но ты посмела нарушить мой приказ, су… женщина. Ты смеешь проявлять непослушание.
И он мягко опустился между моими ногами. Меня трясло, просто трясло, даже говорить не могла, как ступор… Все, на что я оказалась способна, только смотреть… и чувствовать, как его рука гладит мои ноги, задирая ночную рубашку выше, как вторгается между ними, чуть поглаживая, и проникает одним пальцем внутрь… Я дернулась, застонала, да заскулила почти, предприняв еще одну наивную попытку вырваться, и замерла, увидев, как расползается хищная улыбка на его губах. Ему нравилось. Он кайф ловил от моего сопротивления, он упивался им.
– Ублюдок! – прошипела я.
Остановился. Затем подался ко мне и прошипел:
– Следи за своим языком, женщина.
– Гребаный ублюдок! – сорвалась на крик я. – Садист!
И его холодное:
– Что?
– Садист! – Я попыталась вырваться, все равно попыталась, даже прекрасно понимая, что шансов нет. – Тебе же нравится боль причинять! Ты удовольствие получаешь!
Сонхейд мягко прикоснулся к моему животу, осторожно погладил и совершенно спокойно ответил:
– Нет. Я получаю удовольствие, потому что прикасаюсь к тебе. Твоя боль мне неприятна, но ты раз за разом игнорируешь приказы, я вынужден показать, что могу наказывать.
Перед глазами снова видение упавшего дерева…
– Не можешь, – уверенно сказала я. – Убить в состоянии, с наказанием не получится, прямое доказательство тому дерево, кровать и дверь!
Рука владельца замка плавно покинула мое тело…
В следующее мгновение он вошел в меня резким движением, весь. И полный наслаждения стон смешался с моим болезненным всхлипом. Мне было больно, мне было обидно до слез, мне было мерзко от всей этой ситуации. Я дернулась, пытаясь ослабить степень проникновения, по ногам как судорога, а Сонхейд медленно вышел, чтобы жестоко ударить вновь.
Я закричала, он победно улыбнулся. Затем лег на меня, лишая возможности нормально дышать, жадно лизнул мою шею и хрипло произнес:
– Альфе запрещено смотреть в глаза. Это закон. Не всегда, но в некоторые моменты подобное поведение вызывает неконтролируемую агрессию. Я могу ударить, причинить вред, а ты никак не желаешь это осознать.
– Да пошел ты! – задыхаясь от его тяжести, просипела я.
Усмехнулся. Медленно вышел, а потом жестоко ударил вновь.
Я закричала, по щекам потекли слезы, рыдания сотрясали вслед за судорогой боли. А едва мой крик стих, маньяк произнес:
– Неуважение к альфе жестоко карается. Всегда жестоко, Ким. Проще наказать, чем петь погребальные песни. В моем мире жестокие законы, Ким, но с альфой нельзя иначе, мы слишком сильные и потому живем отдельно, в замках, а не со всей стаей.
– Господи, помоги, – простонала я, просто не веря, что все это происходит со мной.
Не веря, что я все это слышу! За что мне это? Вот за что?! Еще один болезненный удар, и снова я не сдержала крик, чтобы услышать:
– Слово альфы – закон.
На этом моя выдержка закончилась, и я просто заорала:
– Это что, гребаное обучение законодательству?!
И три болезненных, словно разрывающих все внутри удара.
Это не любовь, это даже не секс – насилие в чистейшем его проявлении, а самое противное – рожа насильника, который делал вид, что не хочет причинять мне боль. Что просто учит жизни, урод! Я не сдерживая слез отвернулась, чтобы не видеть этот немигающий взгляд.
И стоило мне отвернуться, как Сонхейд хрипло прошептал, покусывая мочку уха:
– Откроешь глаза – выпущу зверя. Шевельнешься – выпущу зверя. Попытаешься сопротивляться – выпущу зверя и больше не буду его сдерживать.
Я вздрогнула, а жадно целующий мою шею монстр прошептал:
– Стонать можно, я не против.
После подобного я просто окаменела, затем молча закрыла глаза.
Видеть его не хочу.
Треск ткани, ощущение воздуха всей кожей, и теплое дыхание на моей груди. Теплое, согревающее, затем легкое касание языком, и следом осторожный, нежный поцелуй. Если бы у меня были открыты глаза, сейчас они стали бы круглыми от удивления.
Маньяки так не целуют! Сонхейд целовал, нежно лаская, бережно поглаживая, делая кожу очень чувствительной. Теплое дыхание, осторожное прикосновение губами, влажным языком, затем он легко подул, заставляя ощутить холодок, и снова теплое дыхание согрело кожу.
– Слушайте, что вы…
Он зарычал. Глухо, но очень натурально, заставляя сжаться от страха и просто молчать. И я замолчала, нежные губы медленно перешли к ласкам второй груди, доверив правую нежным поглаживаниям огромной руки монстра. И я лежу, не шевелясь, не открывая глаз, слыша его тяжелое хриплое дыхание, ощущая, как он пульсирует там, внизу, словно едва сдерживается, и в то же время чувствуя грудью каждое прикосновение, каждое касание. Очень мягко он вышел из меня, смещая поцелуи ниже груди, и теперь обе его ладони, освободив мои руки, ласкали грудь, перекатывая между пальцами, бережно, чувственно, нежно, а губы вырисовывали странные узоры на моем животе, спускаясь все ниже. Какой-то безумный и бездумный танец на моем животе, с поцелуями от одной выступающей кости бедра, зацелованной сверху донизу, до другой, с цепочкой поцелуев через весь живот.
Это было еще терпимо, но когда Сонхейд прижался щекой к моему животу, жадно вдыхая, потерся, я не выдержала:
– Хватит! – дернулась, приподнялась и замерла, едва его левая рука вдруг начала стремительно покрываться шерстью и обрастать мускулатурой, а ногти заметно увеличились, становясь острыми когтями.
Молча легла обратно и закрыла глаза. Пусть меня и дальше насилуют, но хотя бы живой останусь.
– Умная девочка, – с хриплой усмешкой прошептал Сонхейд.
– Плохой монстр! – мрачно сказала я.
Монстр хмыкнул, а затем лизнул языком там, где я совсем не ожидала.
– А! – мой вскрик, и очередная попытка встать.
– Очень плохой, – пригвождая меня лапой обратно, с насмешкой ответил лорд.
Вынужденная снова лечь, я молча стерпела, когда он согнул мне ноги в коленях, лаская языком и губами внутреннюю поверхность бедер, и даже когда о ноги терся головой… Странно, но почему-то приятно, как будто какая-то степень доверия… Я стерпела и это, молча, сжимая кулаки и зажмурив глаза. Я могла выдержать даже то, что вся грудь была напряжена и словно требовала прикосновений, а кожа на бедрах уже, казалось, притягивала всю кровь из организма, тяжелея и нагреваясь. Да я все бы вытерпела, но когда его язык сделал это снова…
