Книга Вред любви очевиден, страница 15. Автор книги Татьяна Москвина

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Вред любви очевиден»

Cтраница 15

Ездят лихо Мерседесы

Лавки полны колбасой

В телевизоре принцессы

Дружно хвалятся собой


Лепят строят хитроделы

Свой бумажный хитроград

Прям в глаза ныряя смело

На ходу врут наугад…

Потрясающий образ! Я теперь как взгляну в телевизор или на газету, так и начинаю бормотать – «Лепят, строят хитроделы свой бумажный хитроград…»

Итак, с одной стороны, у нас «хитроделы», набитые златом, огнедышащие всеми каналами телевещания, с ордой роботов-начальников, и их вавилоноподобный «хитроград», а с другой – град Китеж, бедный, чистый, в разбитых ботиках, с гречневой кашей в желудке и альманахом «Озарение» в руках. Кто победит?

Да Китеж, без вариантов. Почему? А потому, что в мире «хитроделов» своих детей выбрасывают в мусорные ящики, а в мире «Китежа» меняют пелёнки чужим. И всё. Этого было достаточно когда-то, чтоб сковырнулся великий Рим, этого будет вполне достаточно, чтобы гикнулось чучело «единой России». Престол света – грозный престол, и он, в отличие от лукавых измышлений писателя Лукьяненко, никогда и ни о чём с тьмой не договаривается. Большевики победили только потому, что украли у света идею правды и справедливости, буквально вот – увели как коровёнку из стойла, только ведь краденое добро впрок не идёт.

Разум, чистота, вера, труд, взаимопомощь, бескорыстие могут победить и побеждают без оружия. Пусть лепят, строят хитроделы – напрасны их труды и дни. Какой там, к лешему, «Пятый канал», «Первый канал». Их манипуляторов уже при жизни забудут. Ведь люди будущего давно родились и весёлыми ногами идут мимо трёхметровых заборов, за которыми спиваются «хитроделы» и распадаются от наркотиков их дети (если они у них вообще есть), идут на свои спевки и маёвки, в катакомбы, на заседания общества «Милосердие», к издателям альманахов «Озарение», «Песнь добра», «Светлый путь»… Китежане, я вас обожаю.

Конечно, Достоевский!

Киноповесть

Петербург, июнь. Жарко. Молодой человек, очень худой, небритый, в чёрной кожаной куртке, застёгнутой наглухо, идёт по городу и что-то бормочет про себя. Иногда он останавливается, жестикулирует, смеётся своим интересным мыслишкам.


Тоненькая девушка на высоких каблуках, с длинными тёмными волосами, облокотилась на решётку канала. Смотрит на воду. В воде жизнерадостно плавают отходы цивилизации.


Ветхий старик в длинном старом пальто, с такой же ветхой собачкой, входит в кондитерскую. Там есть несколько столиков, продают кофе и пирожные. Старик, ни на кого не глядя, садится за столик, вынимает из кармана свёрток с печеньем, неряшливо ест. Собака беззвучно лежит у него в ногах.


Звонят колокола Владимирской церкви. Подъезжает такси, из него выходит красивая, дорого одетая женщина с печальным лицом. Перекрестившись, отправляется в церковь.


Чумазая девчонка схватила у торговки с лотка грушу и убежала. Торговка ругается вслед.


Пьяная мамаша ведёт за руку ребёнка лет десяти, мальчика. То есть скорее он её ведёт, тянет домой. Хорошо, что пешеходная зона, и мамаша может выписывать ногами кренделя, не опасаясь машин.


– Федька, чёрт! Здорово, пропащий! – на худого молодого человека в кожанке налетел гладкий, весёлый, увесистый. – В прошлом году всем классом собирались, тебя не было, в позапрошлом не было, звонили – ни фига. Ну, что, как дела-делишки? Ты же вроде в университете? На каком курсе? Что, давай пошли, тут за углом, отметим встречу, а? Года четыре не видались, да? Ты чего тормозишь – не узнал меня, что ли? Я Максим, Максим Травкин. Помнишь, как ты меня ненавидел в десятом классе? Руку мне прокусил – во, гляди. На всю жизнь отметина осталась. Пошли, пивка дёрнем, а?

Несмотря на то, что Федя ничего не отвечает ни на одну реплику Максима, тот его тянет в подвальчик, и Федя идёт.


Старик задремал в кондитерской.

– Эй, дед! – тормошит его уборщица. – Давай домой иди. Хватит тут сидеть. Тут люди сидят, а ты тут… – Заснул, – объясняет она посетителям. – Ну что ты будешь делать. Давай, давай, собирайся.

Две девушки, жующие пирожные, одна вертлявая, модная, стройная и другая – полноватая, но привлекательная, румяная, с длинной косой, вступились за деда.

– Да что он вам, мешает? – сказала та, что с косой. – Пусть посидит.

– Может, он голодный, – добавила модная. – С голоду спит. Вон какой старый. Ещё неизвестно вообще, что с нами будет в таком возрасте.

– Ничего он не голодный, – говорит продавщица. – Мы ему и хлеб даём неликвидный, и печенье, и кофе сколько наливали. Это наш дед, известный.

– Он давно к нам ходит, – подтверждает уборщица. – А мы тоже не без креста, правда, Лариса?

Старик очнулся, смотрит перед собой без выражения.

Красивая женщина с печальным лицом ставит самые дорогие свечи перед образом Божьей матери, что-то шепчет, плачет.


Пьяная мамаша уморилась, села на скамейку. Мальчик сел рядом.

– Ладно, мама, ты посиди, отдохни, и пойдём. Что хорошего? – кот с утра некормленый. Вот он мяучит дома.

– Мяучит, – говорит мамаша. – Кто мяучит?

– Кот наш, мама, дома один, кот голодный.

– Съели кота? – поражается мамаша. – Бабка мне говорила… двух котов съела… в блокаду.

– Мам, пойдём домой.

– Да, Юрочка, сейчас пойдём. Один маленький секунд!

Чумазая девочка, сперевшая грушу, ест её и насмешливо, но и не без сочувствия, смотрит на мальчика и маму.


Тоненькая девушка всё глядит на воду. Рядом останавливается бравый малый, в расхристанном виде и сильном подпитии. Мочится в канал. Девушка оборачивается в удивлении. Её лицо кривит мучительная судорога, почти рвотный спазм.

– О! Пардон, мадам. Культурная столица… кругом памятные места… ни одного туалета, пардон! Не заметил! Пьян, свински пьян и счастлив. О, как давно, как давно не был я в Санкт-Петербурге. Принимай меня, священное чудовище! Не уходите, мадам… мадемуазель… барышня… сударыня! Неужели, неужели вас зовут Настенька?

– Нет, – сердито отвечает девушка. – Никакая я вам не Настенька. Совсем уже. Делает прямо в канал и ещё пристаёт.

– Выродок, – согласился мужчина. – Я выродок. Что делать – вот она, дегенерация! Ещё лет на пятьдесят хватит! Да здравствует великая и могучая русская дегенерация! Боже, как хорошо. Нам уже никуда не надо, понимаете? Не надо нести миру новое слово. Не надо жилы рвать. Книг писать не надо – их никто читать не будет. Новый небывалый социальный строй выдумывать – не надо. Христа русского изобретать – тоже не надо. Мы наконец можем от души пожить. Как кому при… при… как бы это цензурно сказать – прикольнётся.

Девушка решительно поворачивается и уходит.

– Не уходи, прекрасное привидение! – кричит бравый малый. – Возьми меня в свой классический текст!

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация