— Его убили, я знаю. Из-за этого
проклятого миллиона. А потом каким-то образом изобразили смерть от естественных
причин. Мишель был сильный, настоящий богатырь, его сердце выдержало бы сто лет
битв и потрясений, он был создан для потрясений!
— Да, — участливо кивнул Эраст
Петрович, — все это говорят.
— Я потому и не настаивала на
браке, — не слушая, продолжила порозовевшая от бурных эмоций
Головина, — что чувствовала: я не имею права, у него другая миссия, он не
может принадлежать одной женщине, а объедков мне не надо… Господи, о чем я!
Простите… — Она закрыла глаза рукой и дальше говорила уже медленней, через
силу. — Когда вчера пришла телеграмма от Гукмасова, я сразу бросилась на
вокзал. Я и тогда не поверила в паралич сердца, а когда узнала про исчезновение
портфеля… Он убит, это несомненно. — Внезапно она схватила Фандорина за
руку, и он подивился, сколько силы в ее тонких пальцах. — Найдите убийцу!
Прохор Ахрамеевич говорит, что вы аналитический гений, что вы все можете.
Сделайте это! Он не мог умереть от разрыва сердца. Вы не знали этого человека,
как его знала я!
Тут она наконец разрыдалась, по-детски
ткнувшись лицом в грудь коллежскому асессору. Неловко обнимая барышню за плечи,
Эраст Петрович вспомнил, как совсем недавно, при совершенно иных
обстоятельствах, обнимал Ванду. Такие же хрупкие, беззащитные плечи, такой же
аромат от волос. Пожалуй, понятно, почему Соболев увлекся певицей — он не могла
не напомнить генералу его минскую любовь.
— Так, как вы, я его, разумеется, не
знал, — мягко сказал Фандорин. — Но я знал Михаила Дмитриевича
достаточно, чтобы усомниться в естественности его кончины. Люди его склада
своей смертью не умирают.
Эраст Петрович усадил сотрясающуюся от рыданий
девицу в кресло, а сам прошелся по комнате и вдруг восемь раз подряд громко
хлопнул в ладоши.
Екатерина Александровна дернулась и испуганно
воззрилась на молодого человека сияющими от слез глазами.
— Не обращайте внимания, — поспешил
успокоить ее Фандорин. — Это восточное упражнение д-для концентрации.
Помогает отмести второстепенное и сосредоточиться на основном. Идемте.
Он решительно вышел в коридор, оторопевшая от
неожиданности Головина бросилась следом. На ходу Эраст Петрович бросил
дожидавшемуся за дверью Масе:
— Возьми саквояж с инструментами и
догоняй.
Полминуты спустя, когда Фандорин и его
спутница еще спускались по лестнице, японец уже был тут как тут — мелко
переступая, пыхтел хозяину в затылок. В руке у слуги был маленький саквояж, в
котором хранился весь потребный для расследования инструментарий — множество
полезных и даже незаменимых для сыщика предметов.
В вестибюле Эраст Петрович подозвал ночного
портье и велел открыть 47-ой.
— Никак невозможно, — развел руками
служитель. — Господа жандармы навесили печать, а ключ изъяли-с. — Он
понизил голос. — Там же покойник, царствие ему небесное. На рассвете их
прибирать придут. С утра-то похороны.
— Печать? Хорошо хоть почетный к-караул
не приставили, — пробурчал Фандорин. — Вот глупо было бы — почетный
караул в спальне. Ладно, сам открою. Ступай за мной, зажжешь там свечи.
Войдя в «соболевский» коридор, коллежский
асессор бестрепетной рукой сорвал с двери сургуч, вынул из саквояжа связку
отмычек и через минуту уже был в нумере.
Портье, опасливо косясь на закрытую дверь
спальни и мелко крестясь, зажег свечи. Екатерина Александровна тоже смотрела на
белый прямоугольник, за которым лежало набальзамированное тело. Взгляд ее
зачарованно замер, губы беззвучно шевелились, однако Фандорину сейчас было не
до учительницы и ее переживаний — он работал. Со второй печатью он расправился
столь же бесцеремонно, а отмычка не понадобилась — спальня была не заперта.
— Ну, что встал? — нетерпеливо
оглянулся Эраст Петрович на служителя. — Свечи неси.
И вошел в царство смерти.
Гроб, слава Богу, был закрыт — иначе, пожалуй,
пришлось бы не дело делать, а с барышней возиться. У изголовья лежал раскрытый
молитвенник и оплывала толстая церковная свеча.
— Сударыня, — крикнул Фандорин,
оборотившись к гостиной. — Вас прошу сюда не входить. Помешаете. — И
по-японски Масе. — Живо фонарь!
Вооружившись английским электрическим
фонариком, сразу же двинулся к сейфу. Посветил на замочную скважину, кинул
через плечо:
— Лупу номер четыре.
Так-так. Крепко дверцу похватали — вон сколько
отпечатков. В позапрошлом году, в Японии, Эраст Петрович при помощи профессора
Гардинга весьма удачно провел расследование загадочного двойного убийства в
английском сеттльменте, сняв на месте преступления отпечатки пальцев. Новая
метода произвела настоящий фурор, однако для устройства в России
дактилоскопической лаборатории и картотеки надобны годы. Ах, жалко — такие
отчетливые следы. И как раз возле замочной скважины. Ну-ка, что там у нас
внутри?
— Лупу номер шесть.
В сильном увеличении были отчетливо видны
свежие царапины — стало быть, открывали не ключом, а отмычкой. И еще, странное
дело, в скважине остались следы какого-то белого вещества. Фандорин подцепил
миниатюрным пинцетом, рассмотрел. Кажется, воск. Любопытно.
— Он сидел там? — раздался сзади
тонкий, напряженный голос.
Эраст Петрович досадливо обернулся. В дверях
стояла Екатерина Александровна, зябко обхватив себя за локти. На гроб барышня
не смотрела, даже старалась от него отвернуться, а разглядывала кресло, в
котором якобы умер Соболев. Вот уж ни к чему ей знать, где это произошло на
самом деле, подумал Фандорин.
— Я просил вас сюда не входить! —
сурово прикрикнул он на учительницу, потому что в подобной ситуации строгость
действует лучше, чем сочувствие. Пусть вспомнит возлюбленная павшего генерала,
зачем они пришли сюда среди ночи. Вспомнит и возьмет себя в руки. Головина
молча повернулась и вышла в гостиную.
— Присядьте! — громко сказал
Фандорин. — Это может затянуться.
Тщательный осмотр номера занял более двух
часов. Портье давно перестал пугаться гроба, примостился в углу и затих, клюя
носом. Маса ходил тенью за хозяином, мурлыча песенку, и время от времени
подавал нужные инструменты. Екатерина Александровна в спальне более не
показывалась. Фандорин раз выглянул — сидит за столом, уткнулась лбом в
скрещенные руки. Словно почувствовав устремленный на нее взгляд, вскинулась,
обожгла Эраста Петровича глазищами, но ни о чем не спросила.
