Славно, скрипнул зубами Эраст Петрович. Куда
как славно. Начальник секретного отделения, правая рука генерал-губернатора —
шеф и покровитель московской преступности. Теперь понятно, почему этого объедка
Мишу никак поймать не могут и почему он на Хитровке такую власть забрал. Ай да
Хуртинский, ай да надворный советник.
Вылезли в темный коридор, пошли по лабиринту
узких, затхлых переходов. Два раза свернули влево, раз направо. Миша
остановился у низкой, неприметной двери, стукнул в нее хитрым условным стуком.
Открыла давешняя Фиска — в одной рубашке, волосы распущены, лицо сонное и
пьяное. Гостям ничуть не удивилась, на Фандорина вообще не взглянула.
Прошлепала по земляному полу до кровати, плюхнулась и тут же засопела. В углу
стояло щегольское трюмо, явно позаимствованное из будуара какой-то дамы. На
трюмо чадил масляный светильник.
— У ней прячу, — сообщил
Маленький. — Она дура, но не выдаст.
Эраст Петрович крепко взял заморыша за тонкую
шею, притянул к себе и, глядя ему прямо в круглые, рыбьи глаза, спросил —
чеканя каждый слог:
— А что ты учинил с генералом Соболевым?
— Ничего. — Миша трижды мелко
перекрестился. — Чтоб мне на виселице околеть. Знать про генерала ничего
не знаю. Петр Парменыч сказали, чтоб портфель с сейфа взял и чтоб сработал в
аккурате. Сказали, не будет там никого и не хватятся. Ну, я и взял, дело плевое.
Еще они говорили, как поутихнет, деньги пополам, и меня с чистыми бумагами из
Москвы отправит. А если что — из-под земли достанет. Петр Парменыч достанет, он
такой.
Миша снял со стены коврик, изображавший
Стеньку Разина с княжной, открыл в стене какую-то дверцу и зашарил в ней рукой.
А Фандорин стоял, покрывшись холодной испариной, пытался постичь весь
чудовищный смысл услышанного.
Не будет там никого и не хватятся? Так сказал
своему подручному Хуртинский? Значит, знал надворный советник, что Соболев живым
в «Дюссо» не вернется!
Недооценил Эраст Петрович хитрованского
владыку. Непрост был Миша, и не такой уж жалкий слизень, каким прикинулся.
Оглянувшись через плечо, он увидел, что сыщик, как и следовало ожидать,
ошарашен сообщением и руку с револьвером опустил. Шустрый мужчинка резко
обернулся, Эраст Петрович увидел наставленное на него дуло обреза и едва успел
ударить по нему снизу. Ствол жахнул громом и пламенем, обдал лицом жарким
ветром. С потолка посыпалась труха. Палец коллежского асессора непроизвольно
нажал на спусковой крючок, и снятый с предохранителя «герсталь» послушно
выпалил. Миша Маленький схватился руками за живот и сел на пол, тоненько
заойкал. Памятуя о бутылке, Эраст Петрович оглянулся на Фиску. Но та на грохот
и головы не подняла — только ухо подушкой прикрыла.
Вот и объяснилась нежданная мишина
покладистость. Ловко сыграл, усыпил-таки бдительность и привел сыщика туда,
куда хотел, Откуда только ему было знать, что быстротой реакции Эраст Фандорин
славился даже среди «крадущихся»?
Вопрос — здесь ли портфель. Эраст Петрович
отодвинул ногой дергающееся тело, сунул руку в нишу. Пальцы нащупали бугристую
кожаную поверхность. Есть!
Фандорин наклонился над Мишей. Тот часто мигал
и судорожно облизывал побелевшие губы. На лбу вспыхивали капельки пота.
— Дохтура! — простонал
раненый. — Все расскажу, ничего не утаю!
Ранение тяжелое, определил Эраст Петрович, но
калибр у «герсталя» маленький, так что, если быстро доставить в больницу,
возможно, и выживет. Надо, чтоб выжил — такой свидетель.
— Сиди и не дергайся, — сказал
Фандорин вслух. — Пригоню извозчика. А попробуешь уползти — из тебя вся
жизнь вытечет.
В трактире было пусто. Сквозь мутные
полуоконца проникал тусклый свет раннего утра. Прямо посередине, на грязном
полу, обнявшись, валялись мужик с бабой. У бабы был задран подол — Эраст
Петрович отвернулся. Больше вроде бы никого. Нет, в углу на скамье спал
вчерашний слепой: под головой котомка, на земле посох. Трактирщика Абдула —
того, с кем Фандорину очень надо было повидаться, — не видно. Но что это?
Вроде кто-то похрапывает в подсобке.
Эраст Петрович осторожно откинул ситцевую
занавеску, и отлегло от сердца — вот он, паскуда. Раскинулся на сундуке, борода
торчит кверху, толстогубый рот приоткрыт.
Прямо в зубы коллежский асессор и сунул ему
дуло. Сказал задушевно:
— Вставай, Абдул. Утро вечера мудреней.
Татарин открыл глаза. Они были черные,
матовые, лишенные какого бы то ни было выражения.
— Ты побрыкайся, побеги, — попросил
его Фандорин. — А я тебя тогда убью, как пса.
— Чего нам бежат, — спокойно ответил
убийца и широко зевнул. — Не малец бегат.
— На виселицу пойдешь, — сказал
Эраст Петрович, с ненавистью глядя в маленькие равнодушные глазки.
— Это уж как положен, — согласился
трактирщик. — На все воль Аллах.
Коллежский асессор изо всех сил боролся с
неудержимым зудом в указательном пальце.
— Ты еще об Аллахе, мразь! Где убитые?
— А чуланчикам пока прибрал, —
охотно сообщил нелюдь. — Думал, после речк кидал. Вон он, чуланчик. —
И показал на дощатую дверь..
Дверь была заперта на засов. Эраст Петрович
скрутил Абдулу руки его же кожаным ремешком, а сам с тоскливо ноющим сердцем
отодвинул засов. Внутри было темно.
Помедлив, коллежский асессор сделал шаг,
другой и вдруг получил сзади мощный удар ребром ладони по шее. Ничего не
понимая, полуоглушенный, рухнул лицом в пол, а кто-то навалился сверху, горячо
задышал в ухо:
— Гдзе гаспадзин? Убивачи собака!
С трудом, с запинкой — удар-то был нешуточный,
да и во вчерашнюю шишку отдался — Фандорин пролепетал по-японски:
— Так ты все-таки учишь слова,
бездельник?
И не выдержал — разрыдался.
Но и на этом потрясения не кончились. Когда,
перевязав Масе разбитую голову и отыскав извозчика, Фандорин вернулся за Мишей
Маленьким в Фискину каморку, цыганки там не было, сам же Миша уже не сидел,
привалившись к стене, а лежал на полу. Мертвый. И умер он не от раны в живот —
кто-то очень аккуратно перерезал бандитскому королю горло.
Эраст Петрович с револьвером наизготовку
заметался по темному коридору, но тот разветвлялся и уходил в кромешную сырую
тьму. Тут не то что найти кого-то — дай Бог самому не заблудиться.
Выйдя из «Каторги» наружу, Фандорин зажмурился
от выглянувшего из-за крыш солнца. Маса сидел в извозчичьей пролетке, одной
рукой прижимая, вверенный ему портфель, а другой крепко держа за шиворот
связанного Абдула. Рядом торчал бесформенный куль — обмотанное одеялом тело
Ксаверия Феофилактовича.
