— Чего зря бумагу переводить? —
добродушно пожал плечами Ведищев. — Обстоятельства ваши его сиятельству
преотлично известны. Поедемте, самолично все и обскажете. И про убивца этого,
чтоб ему в геенне сгореть, и про то, как вас полицмейстер-иуда обманул.
Эраст Петрович задохнулся:
— Но… но каким образом?! Откуда вам все
известно?
— Имеем свои возможности, — туманно
ответил камердинер. — Про сегодняшнее ваше дело узнали заблаговременно. Я
и человечка своего послал — посмотреть, чего будет. Не заприметили там? Такой в
картузе, пьяным прикидывался. Он вообще-то трезвейшего поведения, в рот не
берет, даже на пасху не разговляется. За то и держу. Он и сообщил, что вы
велели извозчику на Брянский ехать. Ох, насилу я за вами поспел. А отыскал
просто промыслом Божьим. Хорошо, вашего косоглазого в буфете усмотрел, а то
бегай тут по всем вагонам. Мне, поди, не двадцать лет, как вам, сударь.
— Но известно ли его сиятельству… что
здесь дело особенной тонкости?
— Нет тут никакой тонкости, и дело самое
простое, полицейское, — отрезал Ведищев. — Вы договорились с
полицмейстером подозрительного человека заарестовать, мошенника, который себя
за рязанского купца выдавал. Говорят, почтеннейший человек — настоящий
Клонов-то, семи пудов весу. Караченцев, дурья башка, время перепутал и пришлось
вам самому жизнью своей рисковать. Жалко, не вышло злодея живьем взять. Теперь
не узнаем, какой у него умысел был. Ну, хорошо хоть вы, батюшка, живой да
здоровый. Его сиятельство уж все как есть в Питер отписал, самому государю. А
дальше ясно: полицмейстера за дурость в шею погонят, назначат нового, ну а
вашему высокоблагородию награждение выйдет. И очень просто.
— Очень п-просто? — переспросил
Эраст Петрович, пытливо глядя в выцветшие глазки старика.
— Куда проще. Или еще чего было?
— …Нет, больше ничего не было, —
немного подумав, ответил Фандорин.
— Ну вот видите. Ишь, какой
портфельчик-то у вас. Хорошая вещь. Поди, иностранной работы?
— Портфель не мой, — встрепенулся
коллежский асессор (никакой не бывший, а самый что ни есть
действительный). — Собираюсь в городскую Думу переслать. Крупное
пожертвование от анонимного дарителя, на завершение устройства Храма.
— И сильно крупное? — внимательно
взглянул на молодого человека камердинер.
— Почти миллион рублей.
Ведищев одобрительно кивнул.
— То-то Владимиру Андреичу радость.
Покончим наконец с Храмом, будь он неладен. Хватит из городской казны деньги
тянуть. — Он истово закрестился. — Ох, не перевелись на Руси
благодетели, дай им Бог здоровьичка, а когда помрут — мирного успокоения.
Недокрестившись, Фрол Григорьевич вдруг
спохватился, замахал руками:
— Едем, Эраст Петрович, едем, батюшка.
Его сиятельство сказали, что без вас завтракать не сядут. А у них режим — в
полдевятого надо кашку кушать. На площади губернаторская карета ждет, вмиг
домчим. Об азиате вашем не беспокойтесь, я его к себе заберу, сами-то мы тоже
еще не завтракамши. У меня вчерашних штец с потрошками целый чугунок — больно
хороши. А бублики эти выкинем — нечего тестом-то напираться, одно пучение
живота.
Фандорин сочувственно посмотрел на Масу,
который, раздувая ноздри, блаженно принюхивался к аромату из кулька. Беднягу
ждало тяжкое испытание.
