Тобиус сел, прислушался к ощущениям, стряхнул с себя остатки чар и огляделся. В помещении было практически пусто, голые отштукатуренные стены, голые полы, лежанка, подставка для лекарств и большой сундук рядом.
Самое время побыть немного честным с самим собой. Маг несколько раз вздохнул и утер одинокую слезу, покинувшую правый глаз. Время честности и воли эмоций закончилось, все, кого он не смог спасти, были оплаканы этой маленькой слезинкой.
Опершись о прохладную стену голой спиной, волшебник сомкнул веки и задумался о том, что он делает не так в этой жизни. Безоговорочно следует Путеводной Нити, как привык поступать всегда. Она одна некогда протянула его дорогу из Ордерзее на окраины человеческого мира, в родной и горячо любимый Хог-Вуд, где он нашел себе семью, друзей, людей, которые нуждались в его Даре и высоко ценили его за то, что он делал для них. Следуя за Нитью, молодой волшебник два года метался по лесам Дикой земли, ежечасно рискуя лишиться жизни, убегая от тех, кто желал его крови, прячась от тех, кто был намного сильнее него, суя свой нос туда, где верную смерть нашли до него многие смельчаки. Сомнений быть не могло, те два тяжелых года пошли ему на пользу, Тобиус многое узнал, многое увидел, многому научился. Однажды он даже смог применить технику темпорального замедления, которой его безуспешно пытались научить тестудины, и это был ни с чем не сравнимый опыт. Два полезных года. Но Нить извернулась и повела его обратно в столицу королевства. Он должен был получить свой посох, он чувствовал, что готов, что заслуживает, что надо. А потом Нить хлестнула его по седалищу, словно нравоучительный отцовский ремень, прикосновений которого Тобиус никогда не знал. Управители отослали его на север, и с тех пор он только и делает, что идет, идет и идет, рискует жизнью… убивает людей. Последнее особой тяжестью легло на сердце молодого мага, который рос, лелея веру в то, что волшебство должно защищать и оберегать людей, а не губить их. Даже то, что, с точки зрения морали волшебников, его поступки были полностью оправданны, мало облегчало ношу.
[84]
Он постучал по сундуку, мимик открылся и высунул длинный, широкий как поднос язык, на котором лежала сумка волшебника.
— Спасибо. Лаухальганда?
Существа не было в сумке, так что Тобиус взял лишь свою книгу заклинаний и вернулся на лежанку.
Попав в библиотеку Шангруна, он чувствовал то, что чувствует вор, прокравшийся в волшебную пещеру, набитую золотом и драгоценностями. И Тобиус многое утащил из этой «пещеры», заполнил сотни страниц своей книги заклинаний, жадно хватая все подряд, что-то проглатывая на ходу, но львиную долю оставляя напоследок. С тех пор у него нашлось до обидного мало времени, чтобы разобраться в полученных сокровищах. Очень многое было написано на языках, которые он знал крайне слабо, самые ценные заклинания хранились зашифрованными, и с этой войной он не уделил даже лишнего часа постижению старинных знаний.
Подлой крысой шмыгнула в пыльном темном уголке сознания мысль о том, что если бы он знал и умел больше, то, быть может, разделался бы с анатарами быстро и без человеческих жертв. Разумом Тобиус понимал, что брать на себя вину за все плохое, что происходит вокруг, — это глупо, но сердце и есть глупая и упрямая мышца, которая часто отвергает доводы разума.
Волшебник поел и попросил Магду оставить его в уединении. Остаток дня и большую часть ночи он провел со своей книгой, и весь следующий день — тоже. Мэтр Кедог укорял его за это, но Тобиус ясно дал понять, что понимает нужды больного организма куда лучше хоть целой орды армейских лекарей. Потом мысленно отругал себя за резкость и неблагодарность и принес Кедогу извинения. Следующей ночью вернулся Лаухальганда. Где пропадал его компаньон, Тобиус не выяснял, однако догадывался, потому что ушастый мяч выплюнул у ног волшебника сверкающий костерок — знак Святого Костра на цепочке. Подняв потерянное Гозефом украшение, Тобиус ощутил исходящий от него жар. Такое чувство возникало, если сжать в руке горячую железку, — ощущения неприятные, но мгновенных ожогов не будет, и какое-то время можно потерпеть. Правда, само украшение было холодным на ощупь, а жгло оно святостью, поселившейся внутри. Магу не след носить на теле церковные артефакты, побывавшие в руках ревнителей веры или мучеников, однако и выбрасывать оружие, эффективное против демонов, было нельзя. Завернув костерок в бумажку, волшебник спрятал его в сумку.
На четвертый день маг встал в предутренней темноте, и когда самый первый луч солнца поднялся над горизонтом, он уже выходил из все еще чинящихся врат Дубрама, направляясь на запад. Каменная громада крепости не успела скрыться из виду, когда его нагнали двое всадников.
— В этих землях небезопасно, чар, вы не боитесь идти в одиночку?
— Боюсь, милорд, — ответил серый волшебник, — но я, бывало, боялся и сильнее, когда ходил по местам куда более опасным.
— Любопытно, что же это за места такие?
— Дикая земля.
Адриан Оленвей громко рассмеялся, показав, что понял шутку. Так громко, что пегая кобыла под сиром Рихардом испуганно захрапела и подалась назад.
— Куда вы идете, чар Тобиус?
— Не знаю, но думаю, что в Кальп.
— В Кальп? Да его уже, наверное…
— Отнюдь, милорд, — позволил себе перебить лорда Рихард Два Дятла. — Кальп стоит!
— Хм? Откуда такая уверенность, друг мой?
Лесной рыцарь загадочно улыбнулся, что было слегка несвойственно его лицу.
— Я знаю коменданта Кальпа, милорд, Травеор Альдемарк вместе со мной проходил обучение среди Деревянных Масок, когда мы были юношами. Он зубами вцепится в землю, но не даст сдвинуть себя ни на шаг!
— Альдемарк? — Лорд пошевелил губами, что-то вспоминая. — Да-да, помню, Земляничный Рыцарь!
— Крапивный, милорд. Сир Травеор не любит прозвищ, но если уж прозывать, то «Крапивный» предпочтительнее…
— Это можно понять… помнится, даже лорд Волтон однажды упомянул этого упрямца с подпорченной репутацией. Но тем не менее упрямство не придает людям сил, а лишь еще вернее ведет к беде.
— Он выстоял, я уверен! Сир Травеор не только упрям, он еще и силен, отважен, храбр! Он всего на пару лет старше меня, но я всегда видел в нем достойный пример для подражания и пытался равняться на него!
Лорд Оленвей задумчиво потер свой мужественный подбородок и улыбнулся.
— Чтобы верить в лучшее, нужны силы, и они есть у нас, господа! Так будем же верить, что Кальп стоит!
— Надеюсь, — пробормотал Тобиус, продолжая мерить шагами пыльную дорогу.
