— Куада? Их нет здесь сейчас.
Маг обернулся, и Тобиус немедленно склонился в глубочайшем поклоне.
— Ваше могущество! Простите, я не узнал вас со спины!
— Это весьма обнадеживает! Куа! Обычно мои телеса трудно не узнать!
Перед Тобиусом стоял Багур Жаба, сильнейший аэромант Академии и, возможно, сильнейший повелитель воздушной стихии среди людей вообще. А еще он был натуральной жабой.
От человека во внешности архимага Багура осталось крайне мало, практически ничего. Нос его давно исчез, слившись с лицом, рот был широк и беззуб, огромные выпученные глаза выступали над головой и влажно блестели, мерно раздувался объемный горловой резонатор. Руки у архимага были длинными и с более толстыми предплечьями; длинные пальцы без ногтей соединялись перепонками, а на громадном пузе едва сходилась мантия. Завершала весь этот образ зеленая бородавчатая кожа. По воздуху растекался сильный запах мускуса, тины и болотного тумана. Ворот у мантии Багура имел форму листа кувшинки, а на набалдашнике его посоха цвел розово-белый бутон упомянутого цветка.
— Я принес… я нашел в парке жабу. Кажется, она больна или ранена… В общем, я принес ее сюда.
— Жабу? А ну-куа! — Багур проковылял к Тобиусу и принял странное земноводное в свою огромную ладонь. — Надо же, какуая прелесть! Куа! Никогда не видел таких, куа! Я позабочусь о ней… — Багур громко втянул ноздрями воздух. — О нем! Это мальчик, куа, юноша, я бы сказал! Спасибо, что не прошли мимо, чар Тобиус! Обычно люди считают жаб неприятными, куа, сопливыми существами!
— Э…
— Хотя это никуакие не сопли, куа! Это мускус!
— Э… спасибо! — Поклонившись еще раз, Тобиус поспешил уйти.
Багур Жаба являлся также одним из лучших бестиологов в Академии, так что жабеныш попал в очень надежные руки. Кроме того, Багур славился искренней любовью к различной живности, а любовь к жабам у него была буквально на лице написана. Кто-то говорил, что изначально мутация генома
[17]
великого аэроманта проявлялась едва заметно, но Багур самолично развил в себе эту мутацию, преднамеренно превратившись из человека в то, чем он являлся ныне. Чем бы это ни было.
Только выйдя из ворот Академии, Тобиус внезапно понял, что Багур Жаба, великий аэромант и один из управителей Академии, знает его, Тобиуса, имя.
Набор учеников в Академию с давних пор считался неофициальным праздничным днем в Ривене. Двери лавок в этот день закрывались, а люди спешили в Пристань Чудес целыми семьями. Ворота Академии распахивались перед ними, а сторожа погружались в глубокий магический сон. На всех четырех дорогах было не протолкнуться. Еще бы, ведь лишь дважды в год волшебники пускали в свои владения простонародье, такого шанса упускать было никак нельзя.
Правила, установленные магами, воспрещали сходить с основных дорог и углубляться в парк, — стоило кому-то нарушить этот запрет, как из травы немедленно выныривали чичиварники, также известные как травяные собачки. Существа в высшей степени милые, похожие на мохнатых горностаев с травой вместо шерсти. Они громко тявкали и больно кусались, но опасности совершенно не представляли, хотя простым людям казались достаточно грозными.
Тобиус свободно шел по траве рядом с дорогой — среди горожан и приезжих ему было слишком тесно. Чичиварники крутились вокруг него, но подавать голос или кусать не смели — для волшебника эти существа представляли столько же опасности, сколько мухи для медведя.
На площади Основателей перед главной башней собралось несколько тысяч изнывающих от нетерпения зрителей. Маги в пестрых мантиях сгруппировались возле лестницы. На возвышении рядом с пятью статуями встали десятеро архимагов в дорогих богатых одеяниях, опирающиеся на посохи, — управители Академии Ривена. Гаспарда Огненное Облако, Багур Жаба, Мабурон Прилив, Сегук Тектоник — повелители первостихий. Разм Лицемер, великий метаморф, мастер перевоплощений; Сеприцио Взрыв, разрушитель всего и вся, неукротимая беспощадная сила; Бородо Глиняные Ноги, великий големостроитель; Таурон Правый и Маурон Левый, братья Эхо, маги-близнецы великой силы; Нестор Губка, пожиратель магии. Все десятеро собрались в одном месте — большая редкость увидеть такое не во время заседания совета (да и во время — тоже: заседания совета управителей проходили за закрытыми дверьми). Однако все управители должны присутствовать при приеме новых учеников — пусть мальчишки и девчонки видят великих наставников, с которыми, возможно, скрестят посохи через годы.
Гаспарда сказал очень короткую и простую речь. Затем пироманты наполнили небо красочными фейерверками. И хотя толпа ахала, Тобиус лишь капризно кривил губы — он бы сделал не хуже, а значит, от более опытных пиромантов можно было бы ожидать большего. Впрочем, люди остались довольны. Затем бестиологи заставили несколько десятков забавных зверьков делать забавные вещи на потеху толпе. Золотые ласки, блестящие радужные птицы и танцующие изумрудные змеи славно развлекли и стар, и млад. В стороне за столами сидели лекари и бесплатно лечили болячки всех страждущих. Неслыханная щедрость для волшебников, которая проявлялась только по особым случаям. Всякую мелочь они исцеляли за так, но получить от них новую руку или орган тоже было в принципе возможно, хотя и не совсем задаром. Если у просителя не оказывалось денег, он по собственному согласию становился рабочей силой Академии, которой та могла помыкать как угодно и где угодно, пока долг не будет оплачен работой. Для многих бедняков-калек такой шанс являлся сбывшейся мечтой.
Увеселительная часть подошла к концу, и люди притихли. По велению Гаспарды рыбаки вывели на площадь свой «улов». Рыбаками среди магов прозывались те, кто умел особо остро видеть молодой и слабый Дар. Именно они отправлялись в путешествия по Ривену, чтобы собирать новых адептов для Академии. Порой рыбаки приводили много детей, а порой возвращались практически в одиночестве. Систематичность колебания процента рожденных волшебников в королевстве так и не была выведена, то есть никто не знал, с чем связаны всплески или падения количества рожденных магов в тот или иной год. Астрологи грешили на положение созвездий, но волшебники больше уважали астрономию и не слушали звездочетов.
В этот год неофитов было предостаточно. Четырех-, пяти- и шестилетние малыши кучками жались вокруг своих рыбаков, испуганно оглядываясь по сторонам. Некоторые хныкали, другие цеплялись за полы мантий волшебников, как за мамину юбку, третьи были угрюмы и молчаливы. Совсем недавно они жили в своих семьях, теперь же их семьей и домом станет Академия. Навсегда. Уже то, что дети не начали общими усилиями великий рев, было хорошо. История помнила случаи, когда зрители из числа простых смертных, растроганные детскими слезами, начинали требовать вернуть неофитов в их родные семьи. Конечно, это требование никогда не исполнялось, но неприятный осадок оставался.
