Тобиус достал из сумки небольшую коробочку, похожую на футляр для нюхательного табака. В крышку коробочки изнутри было вделано небольшое круглое зеркальце с сиреневым отблеском. Вместо своего лица Тобиус увидел в зеркальце стену, на которой висел геральдический стяг баронства Хог-Вуд с вышитой на нем головой вепря.
— Есть там кто?
Изображение дернулось, и в зеркальце появилось испуганное женское лицо.
— Ой, чар Тобиус!
— Здравствуй, Клохинда, — Тобиус мысленно похвалил себя за то, что вспомнил имя девушки, — почему ты у зеркала?
— Дежурю! — пояснила она. — На случай, если вы… ну вот!
— Понятно. Можешь доложить кому-нибудь, что я…
— А никого нет!
— Как это?
— Ну, — замковая служанка с трудом нахмурила гладкий лобик, собираясь с мыслями, — ее высочество в Хогсдальне. Генерал приехал оттуда вчера, а сегодня они с его величеством и братом Марком отправились в путь до границ Хог-Вуда, присматривать места для будущих блокгаузов! Его высокопревосходительство генерал Бальден рассчитывает к осени поставить эти самые блокгаузы по всей… э… всей сухопутной границе Хог-Вуда, на всех дорогах и у рек, где могут пройти корабли ривенского речного флота! А еще он хочет превратить каждое поселение в баронстве в обособленный форт и…
— У генерала огромные амбиции. Даже непомерные, я бы сказал. На это уйдут тонны древесины, уйма золота и огромные объемы рабочей си… — Волшебник прервал себя, поняв вдруг, что обсуждает политическую и экономическую стратегию со служанкой. — Можешь записать то, что я скажу?
— Нет, я же неграмотная! — мотнула головкой Клохинда. — Но у меня отменная память!
— Тогда запоминай: получил посох, вернуться пока не могу, Академия поручает миссию, Путеводная Нить ведет. Запомнила? Повтори.
Она мгновенно повторила Тобиусу его слова и даже изобразила похожие интонации.
— Ты молодец, Кло. Все, мне пора идти, надеюсь, что вернусь в Под-Замок как можно скорее.
Тобиус не подозревал, что этой его надежде не суждено было оправдаться.
Той ночью волшебник спал плохо и недолго. Встав засветло, он привел себя в порядок, оделся, рассчитался с хозяевами и вышел в предрассветную прохладу, ведя за собой големов. Но пошел маг, разумеется, не к западным городским воротам и даже не в Пристань Чудес. Нет, он направил свои стопы к Храмовому острову, клочку земли, стоящему посреди реки Мьельн, протекающей через столицу Ривенского королевства. На Храмовом острове, или на острове де Санта-Темплорика, как он еще назывался, стоял храм, огромный и величественный, один из древнейших в Вестеррайхе.
Оставив Забияку и Жнеца позади, чтобы они окончательно не испортились под сенью божественной благодати, Тобиус пошел по мосту Двенадцати праведников над водами широкой реки, минуя постаменты мужчин и женщин, чьи благостные поступки были описаны на страницах церковных учебников и в «Житиях святых». С каждым шагом он все яснее ощущал душную тяжесть, давящую на плечи, затмевающую ясность мыслей и сжимающую грудь стальными пальцами. Святость, которой был окутан Храмовый остров, заставляла магов держаться подальше от этого места.
Тобиус ступил на святую землю, в обитель веры, и направился по узким улочкам, принадлежащим Церкви, к величественной громаде соборного храма Ордерзее, подбоченившегося контрфорсами и ощетинившегося острыми пиками башен. В полумраке, совсем один, он пересек площадь под строгими взорами ангелов, украшавших фасад, и постучал в огромные двери Тамплор-касидралле-да-Ордерзее. В створке открылось маленькое окошко.
— Кто пришел к дому Господа-Кузнеца в неурочный час? Кому не спится в ночи?
— Я Тобиус Моль, магистр…
— Не знаем таких! — резко оборвал его привратник и закрыл окошко.
Пришлось стучать второй раз.
— Кто пришел к дому Господа-Кузнеца в неурочный час? Кому не спится в ночи?
— Грешник Тобиус пришел покаяться.
Окошко закрылось, а створка, наоборот, приоткрылась.
— Входи, — сказал голос, — для кающихся двери храма открыты всегда.
Тобиус вошел под величественный свод, и на плечи его уже всем весом рухнула невидимая гора. Концентрация святой силы в стенах собора могла бы и архимага превратить в бессильного смертного.
— Ступай к алтарю, — посоветовал привратник из густого полумрака у дверей.
Пройдя мимо рядов длинных скамей и чуточку привыкнув к тяжести, Тобиус опустился перед алтарем на колени и прочитал короткое молитвенное четверостишие. Со стен на него взирали образы святых апостолов, мучеников и ангелов, а с самого алтаря смотрела статуя белого камня, изображавшая мужчину с длинными вьющимися волосами, бородой и усами. Он был почти наг, его стопы, голени и бедра охватывали лепестки запечатленного в камне огня, а могучей рукой он воздел огромный золотой молот, украшенный самоцветами. Молотодержец, сын Господа-Кузнеца, проповедовавший в землях Сайнайского царства и принявший смерть на костре во спасение душ человеческих.
— С чем пришел ты в храм, сын мой? — услышал волшебник мягкий голос у себя за спиной.
— Я грешен, отец.
— Как и все мы. Но какой грех ложится черной сажей на твою душу сейчас?
— Убийство человека.
— Вот как… — Голос незримого клирика не потерял мягкости, но в нем проскользнула горечь. — Поведай мне.
— Я помогал добрым братьям выследить злокозненного малефикарума, убивавшего людей и творившего над ними ужасное. Мы нашли его логово, а потом едва не упустили. Я догнал его, навязал бой, он призвал себе в помощь силы из самого Пекла. Тогда я убил его.
Тобиус не оборачивался, а священник ничего не говорил.
— И ты скорбишь по нем? — спросил он наконец.
— Нет, отец, я думаю, что ему давно пора было встретиться со своими мерзкими покровителями, и мне нисколько не жаль его жизни.
— Но?
— Но убивать людей — великий грех. Господь учит нас: «Не отнимай того, чего не в силах подарить». Также нет суда промеж людей, который может решать, чью жизнь пресекать, ибо она одна, и она выше нашего понимания.
— Но люди постоянно грешат этим. Убийство за убийство. И многие мнят, что их руку направляет Господь. Многие из них верят, что творят божий суд.
— Но братья Петра действительно творят Его суд. Ведь так?
— Они младшие подмастерья Его, оберегающие души наши от ржавчины и изъяна. Ответь, сын, думаешь ли ты, что сотворил благое дело?
— Я знаю это.
— И веришь, что руку твою направил Господь?
— Нет.
— Почему?
— Он не направляет убийц. Он любит всех нас одинаково. Даже когда мы ужасаем Его своими деяниями. А если же мы гневим Его настолько, что Он уже не в силах терпеть наши мерзкие дела, кара приходит свыше. Это мы решаем, что принимать, а что отторгать, что приемлемо, а что недопустимо. О своей правоте или неправоте мы узнаем, лишь переступив порог смерти, подле Небесного Горна.
