— Или подохнет, — отстраненно предположила Йофрид. — Я не намерена нести ответственность за его жизнь. Многие воины, бывшие заметно внушительнее этого волшебника, погибли, пытаясь совершить подвиг, так что не удивляйтесь, если получите его останки внутри ледяной глыбы.
— Мы все понимаем и не возлагаем на вас никакой ответственности. Просим лишь не препятствовать нашему адепту.
— Можешь идти, говорить нам больше не о чем.
Паскантеш поклонился, сделался невидимым и покинул зал, пройдя сквозь дверь. Тобиус и Белая Бабушка внимательно наблюдали за ним — волшебники видели паскантешей и тогда, когда простые люди уже не могли их видеть.
— Все равно лжет, — упрямо прошамкала Орза. — Не знаю, зачем он к нам приплыл, но уж точно не ради того, чтобы кому-то помогать.
— Я вас слышу, ваше могущество.
— Умри уж, болезный, — поморщилась Белая Бабушка, — не мельтеши перед глазами!
— Что мы теряем? — пожала плечами конани Йофрид.
Тобиус невольно и не к месту подумал, насколько же она красива, но тут же придушил эту мысль, скомкал и вышвырнул из головы. Злоба, обида и презрение прочно обосновались в его уме и теперь всплывали каждый раз, когда он думал об этой женщине.
— А пускай его, — отмахнулась старуха, — пускай. Если я не смогла, то и ему не смочь. И ты, — толстый морщинистый палец указал на серого магистра, — не смей дурить, чужак. Я превращу тебя в сосулю раньше…
— Сосульку.
— Вот-вот, раньше, чем успеешь выговорить это слово. Только дай повод, и я тебя как комара прихлопну!
— На Оре нет комаров.
— И чужестранных волшебников тоже нет. Будешь продолжать тявкать — узнаешь почему.
Старуха явно хотела наглядно показать, почему волшебники юга не шастают по Челюсти Дракона как им вздумается. Тобиус промолчал и тем сохранил немало дней своей жизни.
— Что ты намерен делать, волшебник?
— Осмотреться, госпожа. Для начала.
— Здесь? Разве ты не собирался идти и искать чудовище?
— А чего его искать? Я уже знаю, что оно приходит с запада, из владений снежных великанов, нападает на мелкие поселения. Как только придет весть о том, что оно напало вновь, я отправлюсь туда. Или у вас есть мысли более мудрые?
Женщины молчали.
— Потерпите нахлебника немного?
— Не путайся под ногами.
Откланявшись, Тобиус покинул зал пиршеств, который также служил тронным залом конани, и вышел во двор.
Холод, не такой злой и кусачий, как ночью, все равно пробирал до костей и вытягивал из лица чувствительность, так что оно деревенело. Было светло, с чистого неба светило яркое, хотя и совсем не греющее солнце. Немного пошатавшись по двору под неодобрительными взглядами стражей, он поддался уговорам желудка и полез на кухню. В Карденвиге она занимала широкий, но приземистый каменный дом рядом с продовольственными складами. Дом этот с чертогом конани соединяла через двор единственная полностью закрытая галерея с крышей, предназначенная для сохранения горячих блюд от мороза во время пути от кухни к хозяйскому столу. Из труб на крыше кухни поднимался густой дым с запахом копченого мяса, от которого рот Тобиуса наполнился слюной. Скользнув за тяжелую дверь, волшебник впервые почувствовал на Оре действительно мощный жар.
В царстве кастрюль и очагов, среди подданных-поварят и лакеев-разносчиков, правил громадный король с поварешкой, и Тобиус на секунду потерял дар речи — ему показалось, что он видит мэтра Шовиньоля. Посреди кухни, скрестив на груди могучие волосатые руки, стоял широченный мужчина с усами яркого рыжего цвета, скрученными в кольца. Он сурово следил за работой мужчин-поваров из-под густых бровей и периодически угрожающе покрикивал на них. Чувствовалось, что слуги и повара боялись его до дрожи. А еще это был первый встреченный Тобиусом ориец, не бривший ног. И вообще ничего не бривший. Хотя ориец ли?
— Простите, что отвлекаю…
— Здравствуй, чар, — громыхнул властитель кухни, — есть будешь?
— Ну…
— Значит, будешь! Присядь вон там и жуй, пока у меня на тебя время не появится! Эй, Ронгорт, навали гостю полную тарелку чего-нибудь! Да поживее! Если не накроем бабам вовремя, они станут жрать нас! Живее!
Маг присел в углу с тарелкой, заваленной снедью, и стал есть, наблюдая за жизнью кухни. Спустя час он был сыт, разморен теплом и впервые за долгое время поймал себя на мысли, что никуда не торопится. Поддавшись коварному теплу, облокотился о стенку и благополучно проспал до самого вечера.
— Ну чего, паря, выпьем? Эй, да ты же спишь!
— Уже нет, — ответил магистр, утирая рукавом слюну с подбородка. — Долго я?..
— Ночь уже.
— У вас постоянно ночь. Пять часов света, а все остальное ночь, нельзя так жить.
— Можно привыкнуть. И это ты еще на севере Стигги не был, там ночь по полгода, хе-хе!
— Привыкнуть? — Тобиус принял кружку с каким-то горячим отваром.
— Пей, согревает.
— Да тут и так жарко.
— Правда? — Рыжий здоровяк с сомнением повел волосатыми плечами.
— Вы ведь не здешний?
— Как и ты.
— А…
— Я — рив, земляк, — улыбнулся главный над поварами. — Йормен мое имя!
— О! Неожиданно! Раз так, то позвольте узнать, нет ли у вас в родне человека по имени Шовиньоль? Это главный повар истинного ривенского короля Бейерона Карторена, и вы с ним просто одно лицо!
Йормен опустился на низенький табурет напротив и хлебнул из своей кружки.
— А кто ж его знает! Мне никто с таким именем не знаком, к тому же как-то слишком по-архаддирски оно звучит!
— Надо будет у него спросить при случае…
— Послушай, чар, знаешь, сколько я не был дома? Двадцать лет! И, судя по твоему «истинного ривенского короля», я многое пропустил.
— Так и быть, самое важное я вам перескажу.
И маг рассказал собрату-южанину все, что знал про обстановку внутри страны, про бескровный переворот, про растущую, словно на дрожжах, армию, про новый корпус армейских волшебников и про то, что обо всем этом думает народ.
— Хм… хотел бы я сам все это увидеть, — протянул Йормен. — Здесь почти ничего не происходит. Бывает порой, то одна, то другая малая правительница, «хельба» по-здешнему, начинает дурить, и конани отправляется приводить ее к порядку. Но это будни. А так единственная важная новость последних лет — тварь, разоряющая приграничные поселения. Все, говорить больше не о чем.
Тобиус немного смутился, услышав такой ответ. Его обескуражило то, что соотечественника несильно взволновало бедствие на родине, а лишь опечалил недостаток новостей. Подобного не ждешь от хорошего человека. Возможно, он действительно слишком давно покинул Вестеррайх и больше не видел в нем своей родной земли? Двадцать лет — если подумать, это целая жизнь.
