— Завтра утром мы увидим маяк Тальдебона, — сказал Умраз, кутаясь в драную овчину. — Боже, уж зима вроде как и миновала, но стужи… Тебя ведь не было год или около того, чар?
— Около. Я отплыл на Ору поздней весной одна тысяча шестьсот тридцать четвертого, а сейчас уже мархот одна тысяча шестьсот тридцать пятого. Как только увижу берег, я завершу путь самостоятельно. За мной нет никаких долгов, капитан?
— Какие уж там долги… Что ты будешь делать, чар?
— То, что скажет Академия.
— Воевать?
— То, что скажет Академия.
— Но ведь…
— Капитан, вы свободный моряк?
— Я торговец и перевозчик с лицензией, данной его величеством королем Архаддира Маэкарном Щедрым, да будет он жив и здрав.
— Но ходите вы не на рыбацкой лодчонке, а на шхуне. В случае войны с какой-нибудь морской державой навроде Марахога вас могут призвать в состав архаддирского флота. Если не как разведчика, то как перевозчика продовольствия. От кого вы будете получать приказания? От короля или от Адмиралтейства?
— Полагаю, что от Адмиралтейства.
— Именно. А сейчас в моей стране нет даже короля. Есть только узурпатор, который не ладит с Академией. А Академия — моя мать, мой отец. Ей я предан, и ей я обязан подчиняться, так что я буду делать лишь то, что прикажет Академия. Ступайте, капитан, я тоже скоро пойду к гамаку. Завтра будет тяжелый день.
Тобиус прислонился спиной к фок-мачте и прикрыл глаза. Он не собирался идти спать, потому что любая попытка устроиться в гамаке превращалась в долгую череду метаний, а те перетекали в тяжелое утро. Помогали не падать с ног медитативные техники, освоенные еще в Академии, и те, которым учили мастера-тестудины из озерного города Коре. Полностью сна они заменить не могли, но зато не давали ему сломаться. Даже такой закаленный разум, как у волшебника, нуждался в отдыхе.
Что-то нарушило его дрему. Подстегнутый тревогой, Тобиус вынырнул в полное сознание и прислушался. Сначала он не понял, что смутило его, но затем… тишина. Снасти больше не скрипели, волны не били о бока судна, паруса обвисли, как грудь старицы, и выглядели жалко. Внезапно наступил штиль. И это было бы не странно, если бы не чары Тобиуса: они исключали саму возможность штиля. Духи морского ветра должны были наполнять паруса без устали и гнать «Фредерику» до самых берегов Ривена.
Посох остался внизу, в трюме, при себе волшебник имел лишь жезл и ритуальный нож, которые и достал немедля. Кроме него, на палубе не было практически никого, лишь двое вахтенных рулевых стояли у штурвала, следя за курсом, да еще боцман примостился на бочке с мочеными яблоками и навахой что-то вырезал из деревянного бруса. Волшебник пошел по палубе, непривычно ровной, неподвижной. Волосы на его теле встали дыбом от чувства приближения чего-то очень, очень опасного. Чутье и интуиция мага — не то же, что у простого человека, это чувства, которым всегда стоит доверять. Волшебники, которые не доверяли своему чутью или не имели оного, надолго в мире живых не задерживались. Напрягая глаза, Тобиус прощупывал все вокруг Истинным Зрением, пытаясь найти хоть одно отклонение, хоть один след в энергетическом плане реальности, но помогло ему зрение простое. Маг заметил, как на фоне безоблачного неба, среди серебряных звезд зияет прореха. Звезды то зажигаются, то гаснут, будто этот сгусток темноты передвигается по выверенной траектории.
Тобиус поднес жезл к губам и стал шептать на него заклинание, а ножом по воздуху он «вырезал» мягко светящиеся магические знаки. Когда заклинание Рассеивание полностью сформировалось, он вложил в него большой заряд силы, гораздо больший, чем вкладывают обычно, плетение затрещало по швам — и волшебник выбросил жезл вперед. Рассеивание улетело за борт и исчезло. Долгие секунды ничего не происходило, затем пелена темноты дрогнула, обнажая бушприт, нос, снасти и паруса идущего на сближение кеча.
[56]
— Полундра! Все на палубу! Полундра! — взревел волшебник.
Его голос потонул в грохоте вырвавшегося из жезла Магматического Копья. Заклинание, которое должно было разнести кеч на горящие щепки, словно прошло через незримый барьер и ударило корабль в нос, отчего начался пожар. Всего лишь жалкий пожар. Который, впрочем, тут же и затух. Несомненно, на борту вражеского корабля имелся свой маг. Кеч начал забирать южнее, чтобы сойтись со шхуной бортами, — несмотря на штиль, шел он проворно. По его палубе метались черные силуэты, абордажные кошки на длинных веревках перелетели через фальшборт шхуны, протянулись багры, затем команда кеча начала подтягивать суда друг к другу. Все происходило быстро, слаженно и в полной тишине с их стороны, пока команда «Фредерики» с ором и топотом носилась по палубе. Это внушало страх.
— Руби веревки, парни! — взревел Умраз Калабонгот, становясь около Тобиуса с двумя жуткого вида абордажными саблями. — Заряжай пистоли, арбалеты! Клинки к бою! Милк, Ольсон, Бенджи, Жан-Пьер, Бертран, стройте баррикады, защищайте полуют! Если эти морские шакалы повредят мне руль, я вас утоплю!
Противник открыл огонь первым, пули и арбалетные болты задели нескольких матросов, которые пытались перерезать веревки, остальные принялись стрелять в ответ, прячась за планширом.
— Матрацы к фальшборту, кретины! Это не первый ваш абордаж, шлюшьи дети!
Сверху послышались выстрелы — это стрелки «Фредерики» палили из мушкетов и арбалетов с мачтовых марсов. Несколько черных силуэтов попадали с криками, и это придало матросам мужества. Словно очнувшись, Тобиус сотворил большой Щит — и вовремя: новый залп с кеча не унес ни одной жизни.
— А может, пушками…
— Для пушек слишком поздно, чар, они уже подошли вплотную и перестреляют канониров раньше, чем мы выпустим хоть одно ядро! Отставить резать веревки! Все на позицию! Больгер, бери Милка и Бертрана, вниз, перекрой ход ко крюйт-камере!
Неприятель уже перекидывал между кораблями мостки, все происходило очень быстро. Вот первые люди в черных одеждах спрыгивают на палубу «Фредерики» и все так же безмолвно атакуют рычащих матросов с саблями и топорами, брань, вопли, залпы пистолей и треньканье арбалетных тетив. Вот Умраз Калабонгот первый бросается вперед среди своих парней, отрубает врагу руку и сразу же за этим сносит с его плеч голову.
Тобиус поднял жезл, но ничего не смог сделать, ибо разъяренные люди, размахивавшие окровавленной сталью, мельтешили перед его глазами, и поразить врагов, не задев союзников, было невозможно. Налетчик в черной одежде, с черным платком, закрывающим лицо, бросился на мага, размахивая абордажным топором. Волшебник ударил по нему Оголителем, оставив врага безоружным и в неглиже. Беззащитного пирата тут же ткнули саблей в живот, отчего Тобиус скривился, — его благие порывы неизменно выходили кому-то боком. Обычно тому, на кого была рассчитана их благость. Он успел обезоружить еще четверых, прежде чем ему вдруг стало не до нападавших. Время замедлилось, колокольчик, предупреждавший о приближающейся опасности, зазвенел как сумасшедший.
