– Ну как?-спросила Жильда.-Выглядишь ты прекрасно. Ты, говорят, очень счастлив.
– Очень,-вяло подтвердил он.
Она, как всегда, была обо всем прекрасно осведомлена.
– Так зачем же ты тогда сюда пришел? – и она засмеялась.-Мужчины приходят ко мне либо за любовью, либо чтобы пожаловаться. Ты не очень-то похож на счастливого любовника. В чем дело?
– Это сложно, – начал Жиль.
И он заговорил. Говорил долго, чуть подтасовывая факты к своей выгоде, хотя и ненавидел себя за это. К концу рассказа он совсем расстроился. Она слушала молча, прищурив глаза, курила сигарету за сигаретой, и выражение лица у нее было как у хиромантки – у нее часто бывало такое выражение. Когда он умолк, она встала, прошлась по комнате, слегка покачивая бедрами, потом снова села в кресло и пристально посмотрела на него. В общем, все это было довольно смешно, и Жиль уже раскаивался, что пришел к ней. Она заметила лукавую искорку в его взгляде и рассердилась.
– Если я верно поняла, мадам забрала тебя в руки и ты не знаешь, как вырваться.
Жиль возмутился.
– Вовсе нет, – сказал он. – Я забыл главное. Я не сказал тебе самого главного…
А главным была горячая страсть Натали, ямка на шее Натали, куда он утыкался лицом, засыпая, непрестанная нежность. Натали, глубокая ее правдивость и его безграничное доверие к ней. Все то, что Жильда, роскошная полупроститутка, с ее дешевой развращенностью, уже давно разучилась понимать. Но зачем же тогда он здесь?
– А что же главное? Втюрился ты в нее, что ли? Но он уже вскочил и, заикаясь – не то от гнева, не то от стыда, – забормотал, с трудом выговаривая слова:
– Я плохо тебе объяснил… Забудем это. Извини меня.
– Ну когда она вернется к своему мировому судье, приходи ко мне, – сказала она. – Я всегда дома, ты ведь знаешь.
«Да,-думал он с ненавистью,-ты всегда дома. И ты всегда рада любой подлости, любой гнусности и прихотям своих приятелей. Ты из той породы женщин, с которыми мужчина как будто все в жизни забывает, а на самом деле просто захлебывается во всякой мерзости».
Уже подойдя к двери, он обернулся.
– Вовсе она не забрала меня в руки, как ты говоришь, я сам к ней прицепился.
– Ну тогда надо было рассказывать о ней по-другому, – смеясь, заметила Жильда и заперла, за ним дверь.
Очутившись на лестнице, он почувствовал, что его трясет от негодования, но и сам не знал, на кого он злится. Как бешеный, он промчался через весь Париж, поставил куда-то машину, бегом поднялся по лестнице. Но, подойдя к своей квартире, он услышал смех Натали и мужской голос. Тяжело дыша, он остановился. «Если это американец, набью ему морду – и вся недолга. Это пойдет на пользу и мне, и ему, обоим сразу». И вместо того, чтобы отпереть дверь своим ключом, он позвонил, находя, что так будет приличнее. Однако Натали открыла дверь, звонко смеясь.
– Угадай, кто у нас!-сказала она.
В дверях гостиной стоял ее брат и улыбался. Вероятно, у Жиля было очень странное выражение лица, потому что Натали спросила:
– А ты думал кто?
– Не. знаю,-пробормотал он.-Здравствуйте, Пьер.
– Ты думал – это Уолтер?
– Уолтер?
– Ну, тот вчерашний американец. Я как раз рассказывала Пьеру про него…
И, смеясь до слез, она упала в кресло. Брат стоял возле нее и тоже смеялся, и Жилем овладело ощущение счастья. Брат и сестра смеялись заразительно, как дети, в них чувствовалось что-то ребячливое и искреннее, и оба были такие красивые, что на них приятно было смотреть. Нормальные люди. Значит, еще существуют на свете нормальные люди. Жиль рухнул в кресло, измученный и довольный. Он у себя дома, в своей семье, после того, как из-за своего дурацкого характера так по-дурацки провел день.
– Когда вы приехали, Пьер?
– Сегодня утром. У меня оказалось два свободных дня, а мне очень захотелось увидеть Натали. Мне ее писем недостаточно.
Так она, значит, часто писала брату? Между посещениями музеев? А что она вообще делает целыми днями? Он всегда рассказывал ей, возвратившись с работы, как у него прошел день; они, как сумасшедшие, спорили о политике, говорили о газете, о знакомых, но она никогда ему ничего не рассказывала о себе, говорила только о своей любви к нему. Что же она могла писать брату? «Я счастлива… Я скучаю… Жиль очень хороший… Жиль не очень хороший…» Он бросил взгляд на Пьера, пытаясь прочесть на его лице отзвуки этих писем, но ничего не увидел. Ласковое любопытство-и только. Нет, она, наверное, одинаково таится и от него и от брата. Он вспомнил о том, что говорил о ней, сидя целый час у Жильды, и ему стало стыдно.
– Я вижу, вам и выпить нечего, – торопливо сказал он. – Натали совсем не хозяйка.
– Натали всюду чувствует себя гостьей,-отозвался брат. – Тут уж она ничего не может с собой поделать.-Он весело улыбался.
Натали побежала к холодильнику, мужчины остались одни.
– Судя по ее виду, моя сестра счастлива,-сказал Пьер. Говорил он спокойно, но в его голосе звучала все та же нотка угрозы. Как в тот знаменательный вечер в Лиможе. В общем, он выступал в роли «благородного брата», и это немного раздражало Жиля.
– Надеюсь, она действительно счастлива, – сказал он.
– Буду очень рад, если я ошибся в своих опасениях, – миролюбиво продолжал Пьер.-А как мне стало тоскливо в Лиможе без нее!
– Огорчен за вас,-сказал Жиль.-Но мне было бы так же тоскливо без нее в Париже.
– Вот это главное. В сущности, только это мне и хотелось узнать.
– Она вам не писала об этом? Пьер засмеялся:
– Натали не любит говорить о своих чувствах. Вам-то следовало бы это знать.
Неумело держа поднос, вошла Натали, и Пьер тотчас вскочил ей навстречу, спеша освободить ее от ноши. Да, Натали, вероятно, всю жизнь оберегали, всю жизнь любили, и, должно быть, Жиль, с его нервозностью избалованного ребенка, зачастую внушал ей страх. Между нею и братом была глубокая взаимная любовь, взаимная привязанность, множество воспоминаний обо всем, что они сделали друг другу хорошего-просто так, по велению сердца, и Жилю вдруг захотелось, чтоб и у него в жизни было так же, И он вдруг вспомнил, что у них с сестрой не было душевной близости, если не считать ее материнской к нему привязанности, а его отношения с другими женщинами сводились к подспудным безрадостным битвам, прерывавшимся недолгими минутами счастья, но неизменно заканчивавшимся либо победой с привкусом поражения, либо просто поражением. Он вдруг почувствовал усталость, оттого что перепил вчера; таким он себя не любил.
– А почему бы вам не поужинать где-нибудь вдвоем? – ска-зал он. – Так вам будет спокойнее. А я пораньше лягу. Я совсем расклеился – слишком много вчера выпил.
Он ждал возражений, но Натали просияла:
– А тебе не будет скучно? Мы с Пьером так давно не, виделись. ..
