«Я расскажу тебе, как мою родину захватили заносчивые аджероны, считающие всех колмадорийцев никчемными полукровками и еретиками, как вот уже двадцать лет они высасывают все соки из обнищавшего народа, — думала она. — Я расскажу, как энгорты вторглись в южные пределы, сжигая сёла, захватывая и разрушая города, убивая всех на своём пути, сажая на колья чудом уцелевших, отказавшихся принять мерзкие каноны Учения. Я расскажу, как твой брат, исповедующий Откровения Предтечей, убивал единоверцев, соотечественников твоей матери, тоскующей о потерянном крае, что утопает в крови, прозябает в нищете, задыхается от междоусобных распрей таких вот князей, рвущих на части мою родину, за которую погиб Эрл Сур и многие другие. Я всё расскажу тебе, юная нермутанская княжна. Всё расскажу».
Велеурд по узкой каменной винтовой лестнице, ведущей через башню в верхние комнаты замка, поднялся в покои матери, расположенные в одном из флигелей.
Регелинда Левенте стояла посреди большой, богато убранной комнаты. На ней было длинное белое платье с узкими рукавами и глухим воротом, голову покрывал белый убрус
[5]
, плотно обтягивающий лоб и щёки, поверх него наброшена тонкая, почти прозрачная накидка, укреплённая нешироким золотым обручем. Её скромный наряд контрастировал с роскошью помещения. Но так уж повелось изначально, что женщина предпочитала простые удобные платья вычурным, дорогим, малопригодным для повседневного использования.
— Здравствуй, матушка, — почтительно произнёс Велеурд, войдя в комнату.
— Здравствуй, сын мой. С возвращением. Ты цел? — спросила Регелинда тихим грудным голосом.
— Да, матушка, я цел. Но привёл только половину своих людей. Радость возвращения одних омрачена горем других, не дождавшихся близких и любимых.
— Такова воля богов. Подойди, я обниму тебя.
Князь подошёл, возвышаясь над матерью на голову, сразу сделавшуюся маленькой и хрупкой.
— Какой же ты у меня статный и красивый, — улыбнулась Регелинда. — Весь в своего отца, да будут милостивы боги к его тени. Я видела, ты привёз колмадорийку. Она красива, нельзя не признать это. Где ты нашёл её?
— В обозе, после сражения, — неохотно ответил Велеурд.
Княгиня отстранилась и строго посмотрела в глаза сыну.
— Колмадорийцы проиграли сражение? — грустно спросила она.
— Да, матушка, — всё также неохотно ответил князь. — Энгорты разбили их войско у Тафакора, город тоже захвачен.
Регелинда отошла от сына, повернувшись к нему спиной, глядя в узкое окно-бойницу.
Какое-то время она стояла молча, а затем, не поворачиваясь, произнесла глухо:
— Что ж… Так пожелали боги… Мне больно слышать о проигранном сражении моими соотечественниками. Энгорты хорошие воины, но очень жестоки к тем, кто не исповедует каноны Учения Трёх Великих Первопредков. Твой отец был последователем канонов, но не являлся таким фанатиком, как энгорты, поэтому взял в жёны меня, исповедующую Откровения Предтечей, и не возражал, когда я рассказала тебе о своих богах, в них ты всегда верил охотнее, нежели в Первопредков.
— Ты знаешь, матушка, что я в равной степени чту всех богов.
— Да… — несколько рассеянно ответила княгиня. — Это довольно странно. Я давно подозреваю, что эту ересь тебе привил тот полоумный отшельник, что жил неподалёку от замка. Ты любил бывать у него, я знаю, хоть и скрывал это тщательно ото всех.
— Этот отшельник был необычным человеком, матушка. Он занимался разными науками, изучал небо через специальную трубу, приближающую звёзды. Он сам смастерил её, это великое чудо. Через эту трубу можно было близко узреть не только звёзды и Луну, но и другие предметы, отчего они оказывались рядом, словно их можно коснуться рукой, тогда как на самом деле они оставались на своём месте.
— О чём таком ты говоришь сейчас? — нахмурилась женщина, вновь поворачиваясь к сыну. — Как могут приблизиться предметы, оставаясь на своём месте? Хорошо, что этого полоумного сожгли на костре истинные праведники. Его подозревали в чёрной магии и в попытке сотворить из неблагородных металлов золото и серебро.
— Это, пожалуй, единственное, чего ему не следовало делать, — произнёс Велеурд, знавший, что те самые «истинные праведники», прослышав о попытках отшельника сотворить золото, влекомые ненасытной жаждой наживы, ворвались в лачугу, всё перевернули в поисках богатства и, не найдя ничего, в ярости сожгли жилище и старика, обвинив его во всеуслышание в колдовстве.
Регелинда бросила недовольный взгляд на сына, но заговорила на другую тему:
— Ты возьмёшь в жёны эту колмадорийку?
— Да, я исполню волю отца, — после некоторой паузы произнёс Велеурд, глядя в сторону.
— Как её имя?
— Её зовут Ойси Кауди, матушка.
— Кауди?! — удивлённо воскликнула княгиня. — Я хочу поговорить с ней. Если она не лжёт, то сами боги помогли тебе, сын мой. Семейство Кауди происходит из рода Варбургов, а он породнён с самими Саорлингами. Девушки из этого рода не раз становились королевами Колмадора.
— Да, матушка, ты рассказывала когда-то, я помню. Только вот уже двадцать лет, как нет династии Саорлингов, а Колмадором правит наместник Минук Уулк во всём исполняющий волю аджеронов.
— Не будем говорить об этом, сын мой. Давай лучше поговорим об этой девушке. Она очень достойная невеста для человека твоего положения.
— Да… Конечно… — нехотя выдавил Велеурд.
Княгиня снова подошла к сыну и, глядя ему в глаза, мягко сказала:
— Сын мой, мне известна твоя боль о жене, ушедшей к богам. Отец не одобрял твой выбор, но ты пошёл ему наперекор, проявив ту же твёрдость, что и у него. Он был в большом гневе, когда ты самовольно тайно женился и с молодой женой покинул замок. Этот гнев приблизил его смерть. Я знаю, ты и в этом винишь себя. Твоя жена от неизвестной болезни всего на несколько дней раньше твоего отца ушла к богам, не успев родить наследника. Ты привёз её больную в замок, когда узнал, что отец при смерти. Их и похоронили рядом, там, где лежат все предки Уфталов. Может быть, это примирит перед богами твоего отца и твою жену. Их больше нет, а ты есть, ты должен жить и родить наследника. Этим ты полностью исполнишь волю отца, желавшего видеть женой своего сына только колмадорийку. Его желание и мне по сердцу.
— Да, матушка, я помню о своём обещании, данном отцу на его смертном одре.
— В день его смерти ты дал и мне слово, что как только энгорты пойдут войной на Колмадор, ты примешь в ней участие, пленишь колмадорийку, и этот поход будет последним — требовательным тоном произнесла Регелинда. — Мне очень больно сознавать, что мой сын воюет с единоверцами.
— И это я помню. Но ты несправедлива ко мне, матушка. Это был мой единственный поход на Колмадор, в нём я преследовал только одну цель. Ты знаешь, я всегда воевал с альгамрами и с аджеронами.
