Граф не производит впечатления сильного бойца. Невысокий, тонкий. Лёгкий. Должен хорошо летать, как в старом анекдоте про ежа.
Я не люблю шутки и анекдоты, но иногда они оседают в памяти.
Граф движется вокруг Пантеры. Он обходит его медленно, изучая огромное тело соперника. Толпа молчит. Она ждёт удара.
Граф смотрит на Пантеру. А Пантера – неподвижен. Абсолютно неподвижен, точно гипсовая статуя в саду Рифм на моей родине. Он стоит и смотрит на Жирного, смотрит с лёгкой усмешкой. Его эбеновое лицо – образец грубой мужской красоты. Граф примеряется к удару. Задиристо машет узким мечом и кинжалом, чтобы вынудить Пантеру хоть на какое-нибудь движение.
Пантера неподвижен. И тогда Граф решается. Он заходит со спины. Пантера смотрит на наместника. Граф приседает и подрубает огромному негру ноги. Пытается подрубить. Потому что Пантера взмывает в воздух, разворачивается в полёте и обрушивает свой чудовищный ятаган на голову Графа. Тот успевает подставить клинок, но это не помогает. Ятаган перерубает пополам и меч, и руку, и голову. Он застревает где-то в районе лёгких, разделив человека почти пополам.
Пантера поднимает меч и слизывает с него кровь. Я так не могу. Кровь противна на вкус, даже бычья, которой тут никто не гнушается. Про человеческую я просто молчу.
Толпа неистовствует. Жирный с улыбкой похлопывает в ладоши. Бахна криво усмехается. Вряд ли Граф был сильным гладиатором. Это именно «разминочный боец», который заставит Пантеру расслабиться. У Пантеры впереди ещё две схватки. Вторая – прямо сейчас. Третья – позже, почти ночью.
Глашатай кричит:
– Пантера непобедим! А теперь! Пантера сразится со вторым соперником! Это вам хорошо известный! Микарак! Из Бахны!
Микарак похож на Пантеру. Тоже чёрный, тоже огромный. И такой же грациозный. Он выходит на арену, покачивая бёдрами, точно женщина. И при этом все женщины напрягаются: у них набухают соски, они облизывают губы. Микарак излучает мужскую сексуальность.
В руках у него – по обоюдоострому прямому клинку.
Пантера стоит и смотрит на наместника.
Но Микарак видел предыдущую схватку. И другие схватки Пантеры. Он просто подходит к нему спереди и легонько касается лезвием горла гладиатора. Пантера рефлекторно отбивает удар: уводит в сторону. И начинается сверкание мечей.
Микарак выглядит достойнее. Он движется быстрее, его клинки превращаются в два сверкающих колеса. Пантера едва успевает отбивать атаки противника. Бахна доволен. Но Жирный знает, что у Пантеры ещё есть козыри на руках.
Неожиданно в сверкании мечей возникает пробел. Один из клинков Микарака отлетает далеко в сторону и вонзается в землю. Пантера тут же наносит сокрушительный удар сбоку. И сам получает укол в живот. Он делает два шага назад и снимает себя с меча Микарака. Титанические мышцы напряжены. Кровь течёт рывками и стекает по мощной ноге.
Кажется, Микараку нужно сделать шаг вперёд и добить Пантеру. И он делает этот шаг. И падает. Его тело разъезжается на уровне пояса и разваливается на две половины. Пантера, зажимая рану ладонью, идёт к помосту наместников. Жирный бросает ему кольцо. Пантера ловит его и хромает прочь. Мне кажется, вечернее сражение придётся отложить.
Перерыв. Иду смотреть, как там Пантера. Он сидит в углу, Катина накладывает повязку.
– Сможешь сегодня? – спрашиваю его.
– Плохо, – говорит Катина за Пантеру. – Лёгкое пробито. Даже если дотянет, ослабеет так, что не сможет драться.
– Я мог бы заменить тебя. У меня сегодня нет сражений.
Пантера поднимает прищуренные глаза.
– Заменить? А тебе не мало своей порции славы?
– Ты знаешь, Пантера, что я не ради славы.
– Не знаю.
Он зол сейчас, и я могу его понять. Он победил, но по сути – проиграл. Как бильярдист, который выиграл партию, но за неспортивное поведение был лишён права играть в следующей. Хотя здесь, в Санлоне, нет понятия «неспортивное поведение». Жирный, играя в бильярд с Чиргашом, засадил тому кий в глаз, в ответ на что Чиргаш сломал Жирному руку и все пальцы на ней по отдельности. Наутро они снова были друзьями и договаривались о торговых отношениях между провинциями.
– Ну, смотри. Не доживёшь – я пойду.
– Ты хоть знаешь, кто там соперник?
– Нет. Это играет роль?
– Ещё какую, – он говорит тяжело, что-то булькает внутри. Точно не доживёт.
– Ну и?
– Лезвие. Боец Синтика. У Синтика слабых не бывает. И простых – не бывает.
– Я не смогу его победить?
– Я думаю, что даже я не смогу его победить. А я – сильнее тебя, сам знаешь.
Знаю. Да, Пантера сильнее. Он ловит мои комариные укусы голыми руками. И отправляет их обратно. А потом сносит мне голову.
– А Риггер смог бы его победить?
Пантера мрачнеет. Катина смотрит на меня с укоризной.
– Риггер может победить любого, – говорит Пантера.
* * *
Бой при факелах – это интересно. Но опасно. Тем более при таком сопернике, как Лезвие. Я не видел его, но много слышал. В провинции Синтик он неоднократно был лучшим. Поэтому я не собираюсь рисковать зазря.
Я готовлюсь к бою в одном из помещений под ареной. Горят факелы на стенах. Я проверяю ножи: всё в порядке, тупых или выщербленных нет. Затем я достаю из кармашка крошечный тряпичный мешочек. В нём – трубочка из тонкого бамбука и несколько иголок. С виду они – просто тонкие заострённые палочки. Но на кончиках – яд. Он не убивает, ни в коем случае. Он просто ослабляет реакцию соперника, его концентрацию.
На трубочке – зажим. Я аккуратно устраиваю трубочку за щекой, прикрепляя её к зубам. Надув щёку и выдохнув воздух, я могу метнуть иголку на расстояние до семи метров.
Извини, Лезвие. Я одержу верх, и никто не узнает, почему ты проиграл.
Дверь открывается, заходит красотка Лорна.
– Привет.
Сегодня я ещё её не видел. До боя полчаса, и Лорна мне сейчас совершенно ни к чему.
– Я готовлюсь к бою.
Она обвивает меня руками.
– Ты победишь, я уверена…
Она тянется к моим губам, но целовать её сейчас – почти то же самое, что убить. По крайней мере, это довольно опасно. Я отстраняюсь.
– Я должен быть сосредоточен.
Она надувает губы.
– А вот Риггер… – она осекается, но поздно.
Да, я знаю, этот Риггер, чтобы он сквозь землю провалился. Он мог за три минуты до боя изнасиловать десяток женщин, а потом разметать толпу гладиаторов по арене. Конечно. Но я – Чинчмак. Я так не умею. Я – другой.
Я смотрю на Лорну так, что она всё понимает и исчезает.
