Вечернего платья Алиса не надела (все‑таки чувство меры у нее присутствовало), но, в общем, Альф был довольно близок к истине. Обтягивающие штаны из черной замши, куртка с бахромой из такого же материала и белая блузка с глубоким вырезом. В безлюдном лесу у костра этот наряд еще не выглядел театрально, но был уже на грани. Хоть сапоги и остались старыми, но Алиса старательно их вымыла — в пламени костра они поблескивали мокрой кожей.
— Сапоги сними, простудишься, — сказал я.
Алиса вспыхнула и вздернула подбородок выше звезд. Я слишком устал, чтобы с кем‑то спорить и кого‑то уговаривать.
— Альф, сними с нее сапоги и набей травой. А еще лучше — насыпь внутрь мелких камешков. Не очень горячих.
Альф исполнил все в точности, и Алиса снова смолчала. Она только чуть вытянула к огню маленькие ступни и пошевелила пальцами, на которых от воды сморщилась кожа. Я подумал, что пока Альф отсутствовал, между братом и сестрой состоялся разговор, о содержании которого я могу лишь догадываться.
Мои новые сапоги почти просохли. Я высыпал гравий, вытащил траву и начал натягивать левый.
— Мародер, — сказала Алиса неожиданно и громко.
— Алиса!
— Он — мародер, — повторила она. — Эти сапоги были на их главном, я видела. А может им всем такие сапоги выдают, а?
— Прекрати, Алиса!
— Думаю, что Альф не хуже сестры знал, чьи это сапоги. И, да — по его понятиям это было мародерство. Я натянул правый сапог.
— Это называется "ситуационная этика", дорогуша.
Спрашивать, что такое ситуационная этика, Алиса сочла ниже своего достоинства, но Альф уцепился за возможность хоть как‑то оправдать меня в своих глазах.
— Как это понимать?
— Да вот так и понимай. У него были сапоги, а у меня не было. Теперь они ему не нужны, а мне — крайне необходимы. Я же не шарил у него по карманам и не вырывал золотые коронки изо рта, а взял только то, что мне необходимо.
— Верно, — Альф вроде бы немного успокоился. — Давайте ужинать
Алиса промолчала, но весь ее вид говорил о том, что именно она думает о людях, которые снимают сапоги с покойников.
Ужин прошел относительно тихо. Среди разбойничьей добычи Альф отыскал фарфоровую тарелку для Алисы, а мы ели прямо из закопченного котла. Золотыми ложками. Алиса вначале делала вид, что ей невыносимо противно есть эту ужасное месиво, приготовленное к тому же разбойником, бродягой, мародером и еще чер–те кем. Попутно она пыталась уколоть меня, осведомляясь, мыл ли я руки перед тем, как готовить еду и после того, как стащил сапоги с мертвого человека. Поскольку я никак не реагировал, она вскоре забыла о необходимости поддерживать свой образ капризной стервы и с завидным аппетитом уплела три тарелки гуляша. Я просто диву давался — куда в нее столько лезет
Во время ужина, я смотрел на своих новых знакомых. Странно — мы общались целый день, но только сейчас я впервые разглядел их по–настоящему.
Вымытый Альф больше не походил на четырнадцатилетнего оборвыша. Двадцать ему, правда, тоже никто не дал бы, но лет семнадцать–восемнадцать — вполне. После купания оказалось, что волосы у него темно–рыжего цвета, довольно жесткие на вид и торчащие в разные стороны. При этом на лице не было ни одной веснушки, и вообще кожа была довольно смуглой. Идеально ровный нос и ярко–голубые глаза довершали его схожесть с тем, кем он, собственно говоря, и являлся — наследником богатой и уважаемой аристократической фамилии. Он был худ, высок и весь состоял из углов и прямых линий. Альф напоминал жирафа, которого я видел в зоопарке Глетта. Та же угловатая грация и очаровательная бестолковость, которая часто встречается у молодых жеребят, но почти напрочь отсутствует у людей.
Его сестра была на целую голову ниже меня. Прямые линии и углы (особенно углы) присутствовали у нее только в характере. Снаружи были сплошные изгибы, овалы и выпуклости. Она действительно чем‑то походила на кошку. Алиса даже двигалась так же, как и дышала — естественно, не осознавая самого факта движения. Несмотря на завидный аппетит, пухленькой она не была, хотя и тощей назвать ее было сложно. Такая себе маленькая крепенькая женщина. Эльфью кровь в ней безошибочно выдавали высокие скулы и совершенно неповторимая миндалевидная форма глаз. Цвет я не разглядел, но почти наверняка они были зелеными. А еще — уши. Гораздо меньше эльфьих, они все же чуточку оттопыривались и росли как бы вверх. Пока еще не эльфьи, но уже и не совсем человеческие. Острижена Алиса была довольно коротко. И хотя волосы были густого черного цвета, но крупные завитки торчали в разные стороны так же, как и у брата. Нос тоже был как у брата. Но если долговязому Альфу его нос приходился впору, то для Алисы он был великоват. И рот великоват. Уголки губ были подняты чуть вверх, отчего казалось, что она постоянно улыбается каким‑то своим мыслям. Цвет кожи был опять же, как у брата — смуглый с матовым оттенком. И хотя каждая из черт лица по отдельности выглядела, мягко говоря, не на своем месте, в целом они обретали какую‑то внутреннюю гармонию. Красавицей она не была, но оставляла очень приятное впечатление. По крайней мере, пока молчала.
Заметив, что я рассматриваю ее, Алиса воинственно выпятила свою грудь и с вызовом поглядела мне в глаза. Я никак не отреагировал ни на грудь, ни на вызов. Некоторое время Алиса выдерживала этот осмотр, но потом внезапно смутилась, покраснела (второй раз за сегодня) и отвела глаза. В течении всего ужина я несколько раз ловил на себе ее быстрый взгляд, но она тут же делала вид, будто рассматривает что‑то у меня за спиной.
Альф развлекал нас рассказами о своем студенческом житье. В Ле Корне он учился в сельскохозяйственной академии и получил сразу два диплома — ветеринара и агронома.
— Тебе это действительно нравится? — спросил я с интересом. — Ну, в смысле, все эти озимые, яровые, лошади, яки, овцы…
— Конечно, — удивился Альф, — Иначе зачем бы я учился.
Выяснилось также, что у него есть диплом доктора.
— Так ты врач? А что ж ты мне не помог?
— Видишь ли… — Альф смутился. — У меня есть диплом, но нет никакой практики. Я посмотрел, как ты управляешься, и понял, что уж ты‑то наверняка знаешь об этом больше, чем я. Но если ты вдруг заболеешь, скажем, коклюшем или свинкой, то я тебя обязательно вылечу.
Алиса засмеялась.
— А чем вы занимаетесь, Макс? — Она впервые обратилась ко мне на вы, по имени и впервые не попыталась уязвить. Я сделал вид, что не заметил этого. — У вас есть профессия?
— Я — солдат.
— Но война закончилась.
— В этом‑то все и дело…
Повисла неловкая пауза. Спас положение Альф, который рассказал несколько студенческих анекдотов. Я их не понял, но Алиса весело посмеялась. После гуляша мы заварили чай в крохотной серебряной кастрюльке. Пили по очереди из той же кастрюльки. Когда я выпил свою порцию, мне внезапно стало как‑то очень хорошо. Уютно. Так уютно мне бывало, когда я оставался ужинать у Марты. Тогда я просто садился спиной к камину и слушал беззлобные перебранки, ворчание Марты, громогласные возражения Юла, вдыхал запах обязательного пирога, свежих дров и чего‑то неуловимо–домашнего. Я очень дорожил этими моментами и старался не злоупотреблять гостеприимством Марты. А может, просто боялся привыкнуть.
