— Другому я не стал бы, наверное, рассказывать. Не то, чтоб тайна какая‑то… Просто… Какая им разница‑то? Про меня по свету и так рассказок много ходит. Но тут отец все‑таки.
— К нам офицера нового прислали. Армейского. Такое в последние годы частенько бывало. Война уже сворачивалась, вот они к нам и летели косяками. Ненадолго, правда. Медалек боевых получить и всяких других конфетов. Им за какие‑то висячки, вроде, землю давали и титулы, а может не землю, а чего другое. Но титулы точно давали. Звания они могли и у себя получать, но вот перлись к нам, будто их тут прикармливали. Нам без разницы было. Они — сами по себе, мы — сами по себе. Главное — чтобы в дело не лезли. А они и не лезли. Пили в основном. Мы ж в городах стояли очень редко. Ночных клубов нет, на приемы никто не приглашает, девок нет, даже кабака нормального нет. Правда, когда у них свои запасы заканчивались, то они переставали нос воротить и хлебали уже наше пойло. И приехала к нам очередная скотинка. Герцог, с–сука. Де Мена. Он с первых дней войны служил, но мне с ним пересекаться не доводилось. А вот слухи про него паскудные ходили. Нам казалось, что паскудные. Оказалось — это были хорошие слухи. Говорили, что тем, кто про него плохие слухи распускал, де Мена отрезал язык. Не думаю, что это правда, но вообще на него очень похоже. Вряд ли он когда‑нибудь служил в реальных боевых частях. Может только в первые пару лет, когда дисциплина еще была. Не сама дисциплина, а слово. Потом его просто свои убили бы. При отступлении, наступлении… На крайний случай — прирезали бы так и спихнули на королевских разведчиков, бандитов… Да мало ли там народу околачивалось.
— У меня с офицерами, нашими офицерами, я имею ввиду, отношения нормальные были. Не сразу, но как‑то быстро все утряслось. Там немного другие условия были. Каждый твердо помнил, что его свои могут в ящик заколотить быстрее и надежнее, чем королевичи. Разжалованные, которых иногда присылали, сразу во мне родственную душу видели. Я‑то им родственной душой не был — чуть меньше года капитанства и почти десять лет в разведке. Старожил, мать его… Но эти все равно долго у нас не задерживались. Или убивали, или амнистировали, вручали офицерский патент и — добро пожаловать обратно. Это ж только меня разжаловали без права занимать офицерскую должность.
— А это что за история? Я отчеты читал, судебные протоколы… Непонятно. Тебе в самом пиковом случае грозило снятие с должности. А вообще — гауптвахтой должны были обойтись.
— Чего они там понаписывали — я не знаю. На заседания меня не водили. Но вообще‑то меня тогда должны были повесить. В первый раз.
— В первый? А сколько всего было?
— Не считая заочных приказов от королевичей и считая последний раз, когда я слиться успел еще до того, как меня на эшафот повели — три раза. Всегда — свои. От тех‑то знаешь, чего ждать, а вот у своих сюрпризов, как у фокусника в рукаве. Хуже всего в первый раз и было. На меня уже петлю надели, ждал только пока приговор дочитают. Народу там собралось — тьма. Все заинтересованные лица. А заинтересованных до хера было. Одних родственников невинно убиенных — штук тридцать собралось. Была ж охота через всю Федерацию тащиться, чтобы посмотреть, как меня вздернут? Хотя в итоге получилось, что их я благодарить и должен.
— Почему?
— С ними их церковники приехали. Священники, жрецы и все прочие. Не знаю уж зачем, но хорошо, что приехали. Пока приговор зачитывали, все тихо стояли, а на меня ворон слетел. Там воронов много было. Трупы‑то по неделе висели для поднятия патриотического духа. Так что у воронов там что‑то вроде ресторана было. Не знаю, чего он именно на меня уселся. Нас там пятеро таких счастливчиков было. Может потому, что я с краю стоял. Ну тут и загомонили все. Мне веревку обрезали и обратно в подвал закинули. Через неделю вывели, зачитали новый приговор и отправили в разведку. Там тогда средний срок службы был три месяца. Не особо вдохновляет. А остальных повесили. Мне один охранник после рассказал, что меня вешать передумали из‑за церковников. Они гвалт подняли — знак богов, примета, горе презревшим… Решили в разведку отправить — там один хер убьют, а они вроде и не при чем. Так что та птичка подарила мне прозвище и жизнь. Я потом часто пытался понять — подарок это или наказание. Так и не понял. Хрен с ним. Дареному коню…
— А за что все‑таки?
— Офицеров своих перебили, приказ командования нарушили… много там чего было. Приговор минут десять читали. Но я‑то понимал — за офицеров.
— А их вы за что? Да и сам ты тогда не рядовым был.
— Они сдаться хотели. Обложили нас сильно и королевичей много больше было.
— Сдались бы.
— Ага. Аж бросилися, да по дороге спотыкнулися. Им‑то все равно где коньяк хлебать, девок щупать и ждать, пока выкуп пришлют. А нам очень даже не все равно было. Королевичи пленных брали охотно. Только если заплатить за себя не мог, то лучше уж сдохнуть в поле. Бесплатных пленных они своим колдунам отдавали, чтоб те новые заклятия оттачивали… Чего там происходило — не знаю. Никто не возвращался. Поэтому и сдаваться никто не хотел. Я тоже не хотел. У меня из выкупа было только то, что на мне надето. Нищим офицером не я один был, зато у меня самое высокое звание было. Остальные… Старших лейтенантов пара, лейтенантское пополнение из Академии… И они сдаваться тоже не хотели. Мы в общем‑то и начали… Погнали этих сукиных детей первыми. Надеялись, что пока королевичи с ними разбираться будут, мы ближе подобраться сумеем чтоб колдуны нас частью ландшафта не сделали еще на подходе. Только они даже не пытались драться. Рванули в рассыпную, как тараканы когда свечу зажигаешь. Кого смогли, перестреляли. Не всех, к сожалению. Тогда б проще было. Знали бы — сразу б прибили.
— Прорвались, как я понимаю?
— Повезло. Их колдуны рощу спалили. Может случайно, может план какой был, а может просто сдуру. Иначе мы бы все там и полегли. Через те буреломы не прорвались бы. Но они все равно нас в труху раскрошили. До Фортенсберга человек двадцать только и дотопало. Правда, выходило нас сотни две. Те, что поумнее по дороге слились. Дошли только идиоты. Я молодой был, бестолковый. Думал, что обойдется как- нибудь. Кто там убитых считать будет? Вначале и обошлось. Не обошлось, когда сбежавших выкупать стали. Они хай и подняли. Черти‑что началось. Лейтенантов моих никто и не искал и хорошо, что не искали. Их- то найти, проблему не составляло. Тех, кто жив остался, рассовали по разным полкам, а всех собак спустили на меня. Командовал же я.. И искать меня особо не надо. Где они этих четверых откопали — понятия не имею. Хотя, скорее всего, ребята к тем событиям вообще отношения не имели. Я их не помнил, но я и не мог всех помнить. Их вздернули, чтоб мне не скучно было на эшафоте торчать пока приговор читают. Такая вот история.
— Я вытянулся и закурил.
— Да–а-а–а… — мрачно и неопределенно протянул Блок, налил стакан водки и залпом выпил. — А с герцогом что произошло?
— С каким герцогом?
— Де Мена.
— Помер. Убил я его. Надо было, конечно, как‑то не настолько демонстративно, только я тогда не в себе основательно был, да и варианты особо выбирать не приходилось. Так что половина Ле Корна это видела. Тут уж вряд ли чего придумаешь.
