Доктор открыл глаза. Он бился на руках двух служанок. Тело его корчилось в конвульсиях, как у эпилептика. Рядом в конвульсиях бились тела трех витаминдеров. Девушки осторожно придерживали их. Конвульсии стали угасать. Все четверо постепенно стали приходить в себя.
Девушки-казашки отирали им лица, гладили и бормотали слова утешения на своем языке.
— Суперпродукт, — произнес Задень, глотнув воды и успокоившись.
— Девять баллов... — бормотал Скажем, вытирая свое мокрое лицо и шмыгая носом. — Даже девять с половиной.
Баю Бай ничего не говорил, лишь качал круглой, как дыня, головой и протирал узкие щелочки глаз.
Доктор, придя в себя, сидел несколько долгих минут в оцепенении. Пенсне болталось у него на груди, нос, казалось, еще больше вырос и внушительно нависал над губами. Вдруг доктор резко встал, размашисто перекрестился и громко произнес:
— Господи, слава Тебе!
И тут же разрыдался, как ребенок, упал на колени, уронив лицо в ладони. Две девушки подошли к нему, обняли. Но Задень сделал им предупредительный знак. Девушки отошли.
Нарыдавшись, доктор достал платок, трубно отсморкался, вытер глаза, надел пенсне и встал.
— Какое счастье, что мы живы! — произнес он.
И вдруг рассмеялся, взмахнул руками, затряс головой. Смех его перешел в хохот. Он захохотал, захохотал до истерики.
Витаминдеры стали подсмеиваться. И тоже захохотали, попадали со стульев на пол, на руки служанок. Хохот мучил их долго. Они прекращали хохотать, успокаивались, качали головами, потом начинали подсмеиваться и тут же снова проваливались в хохот. Сильнее всех страдал от приступа хохота доктор: ведь он пробировал новый пирамидальный продукт впервые. Он корчился на войлоке пола, визжал и всхлипывал, брызгая слюной, всплескивая руками, ныл в изнеможении, мотая головой, грозил кому-то пальцем, охал, причитал и хохотал, хохотал, хохотал. Нос его покраснел, как у пьяницы, кровь прилила к трясущимся щекам.
Задень сделал знак девушке, она прыснула доктору водой в побагровевшее лицо.
Постепенно он успокоился, лежа на спине и икая. Отдышавшись, сел. Девушка дала ему воды. Он выпил, глубоко вздохнул. Снова достал платок, снова высморкался и вытер лицо. Надел пенсне. И произнес, серьезно глядя на сидящих за столом витаминдеров:
— Великое!
Они понимающе кивнули.
— Почем одна? — спросил доктор, приподнимаясь с пола и оправляясь.
— Десятка.
— Беру пару. — Он полез в карман за бумажником, достал все, что было — две десятки, трешку и обещанную Перхуше пятерку.
— Нет вопросов, доктор, — улыбнулся Задень. — Замира!
Девушка открыла сундук, достала две пирамидки. Доктор кинул две десятки на черный стол. Задень принял их худощавой рукой с чувствительными, тонкими пальцами. Девушка сунула пирамидки в пакет, протянула доктору. Он взял пакет, бодро тряхнул головой:
— Пора мне, господа.
— Вы поедете? — спросил Скажем.
— Непременно!
— Может, ночь у нас переждете? — Задень потрогал свое левое плечо, и тут же девушка подошла и принялась его массировать.
— Нет! Ехать, ехать непременно, — бодро завертел головой доктор. — Пора в путь!
— Смотрите. А то у нас тепло и уютно. — Задень подмигнул девушкам. — Особенно ночью.
Девушки засмеялись и вдруг запели хором:
— Задень, мы устали о-о-очень! Скажем, все-ее-ем спокойной но-о-очи!
Витаминдеры заулыбались.
— Глазки закрывай, Баю Бай! — выкрикнула тоненьким голоском самая субтильная из девушек.
Круглое лицо Баю Бая расплылось сильнее. Но улыбки витаминдеров словно подстегнули доктора: ему ужасно хотелось выйти на свет Божий из этого войлочного уюта.
— Благодарю вас, господа! — громко произнес он, кивнул головой и направился к войлочной двери, которую предупредительно отвела одна из девушек.
— На обратке — заглядывайте, — произнес Скажем.
— Непременно, непременно... — решительно пробормотал доктор, исчезая в проеме.
Девушка подхватила докторские саквояжи, засеменила следом.
В прихожей девушки помогли доктору одеться. Вышел и Бахтияр.
— Так, а где мой возница? — завертел головой доктор, нахлобучивая малахай.
— В закуте, — кивнул Бахтияр на прорезанный в войлоке проем.
Доктор заглянул туда.
Перхуша дремал, сидя в самокате и вложив ноги в валенках в открытый капор. Между ног стояли и жевали лошадки.
— Козьма! Друг любезный! — радостно воскликнул доктор.
Он был счастлив увидеть Перхушу, самокат, лошадей.
Перхуша тут же проснулся, заворочался, убрал валенки из капора. Доктор подошел к нему, бросил пакет с пирамидками, обнял Перхушу и прижал к груди.
— А я... — начал было Перхуша, но доктор сильнее обнял его.
Перхуша замер, не понимая. Доктор отстранился, посмотрел в упор в лицо Перхуши.
— Все люди братья, Козьма, — серьезно и как-то восторженно произнес доктор и радостно рассмеялся. — Соскучился я по тебе, дружище!
— А я тут приспал малость. — Перхуша отвел глаза, смущенно заулыбался.
Бахтияр смотрел на них с улыбкой.
— Ты вспоминал меня? — встряхнул доктор худосочное тело возницы.
— Я... думал, вы спать пошли.
— Нет, брат! Спать теперь некогда. Жить надо, Козьма! Жить!
Он встряхнул Перхушу:
— Едем?
— Сейчас? — робко спросил Перхуша.
— Сейчас! Едем! Едем! — встряхивал его доктор.
— Можно и поехать...
— Едем, дружище!
Лошадки, жующие подсыпанную Перхушей овсяную муку, подняли морды и, пофыркивая, с интересом следили за происходящим.
— Как скажете, так и поедем...
— Так и скажу, дружище! Едем! Надо спешить делать людям добро! Ты меня понимаешь? — встряхнул его доктор.
— Как не понять.
— Тогда поехали!
Он отпустил Перхушу. Тот сразу стал хлопотать вокруг самоката, приторачивать саквояжи.
— Это спрячь подальше! — кивнул доктор на пакет с пирамидками.
Перхуша сунул их под свое сиденье.
Бахтияр отстегнул с пояса лучевой резак, навел на войлочную стену. Сверкнуло синей спицей холодное пламя, послышался неприятный резкий треск, пошел вонючий дым. Бахтияр ловко вырезал в стене проход, ударил ногой. Вырезанный кусок отвалился во внешнее пространство. И тут же метель ворвалась в закут. Доктор выбежал на волю. Вокруг него вилась и свистела метель.
