Каждый вечер, после ухода врача, Ольга металась по палате. Злополучная ночь, огонь и дым. Беспомощный Алекс, исчезнувший Максим. Она пыталась вспомнить все мелочи, до единой. Кажется, она слышала волчий вой. Это мог быть Макс. Он искал ее, звал. А мог быть любой из волколаков. Деревню грабили и жгли. Люди. Волки. Все смешалось. И никаких надежд почти не осталось. Но она все равно смотрела на дверь. Смотрела и ждала. Рыдала и ждала. Истерично хохотала и ждала. Замирала в припадке отчаяния и ждала. Постоянно ждала.
И дверь скрипнула. Не в те часы, что она привыкла, а сразу после утреннего обхода. Каша и компот нетронутыми стояли на тумбе. Чистое полотенце Оля уже успела смять и скрутить в жгут – нервы постоянно сдавали. Мужчина в очках. Женщина в платке. Больничные халаты накинуты на плечи, а не застегнуты, как у всех медбратьев и сестер. Знакомые черты…
– Бог мой! – женщина залилась слезами и бросилась к кровати.
– Мама, – слезы покатились ручьем, – Мама! А это папа? – Ольга кивнула в сторону опешившего мужчины. Она понимала, что это они, ее родные, самые близкие, любимые. Они нашли ее, они спасут ее. Они увезут ее. Увезут? Увезут! Нет-нет-нет!!! И рыдания перешли в истерику.
Укол Ольга даже не почувствовала. Как и не заметила прибежавшую медсестру. Не знала она и сколько провалялась без сознания. Ее разбудила неожиданная мужская ссора. Молодой бородатый врач на повышенных тонах доказывал что-то ольгиному отцу. Весь разговор разобрать было сложно из-за закрытой двери, но общую суть уловить можно. Речь шла о ней и о ее отправке домой. Больница отказываться от редкой пациентки не хотела. Видимо ежедневные допросы доставляли местному персоналу непонятную радость. Родители же настаивали на том, что девочка не больна, а нервные срывы – всего лишь последствие пережитого. В чем-то он был прав.
– Ты проснулась? – мамино лицо сияло, – Солнышко мое, как же мы перенервничали! Ты не представляешь! Мы же тебя практически похоронили. Как ты себя чувствуешь? С тобой все в порядке? Расскажи мне все!
Мать тараторила, Оля монотонно отвечала заученными фразами.
– Господи, мы же тебя живой и не искали, – на глазах Анны Павловны заблестели слезинки. Только сейчас Оля заметила, что их опутали глубокие морщинки. Почему она не замечала их раньше? Или их просто не было? До девушки, наконец, дошло, что пережили ее отец и мать. И эти страшные слова. Они ведь не только искали ее, они подозревали самое страшное.
Ольга заплакала. Заревела так, как делала это сотню раз, когда приходила в родительскую спальню, чтобы посекретничать о женских делах с самой лучшей своей подругой – с мамой. Что бы она ни натворила, каких бы гадостей не наговорила лживым подругам, каких вольностей бы ни позволила себе со старшеклассником на танцах – Оля все доверяла маме. И она всегда помогала советом. Поддерживала, понимала.
– Мам, – Оля вытерла слезы, – Мне очень нужно вернуться в деревню. Всего на денек!
– Ты в своем уме? – Анна Павловна уставилась на дочь, как на умолишенную.
– Мама, я тебе все расскажу! – Зародившаяся надежда развязала Ольге язык. – Мама, его зовут Максим. Он живет там. Вернее я жила в его семье. Он спас меня. Он любит меня. И я! Мама, я его люблю. По-настоящему люблю!
– Милая, – мать придвинулась ближе и взяла ее за руку, – Деревня почти вся выгорела. Выживших осталось очень мало, но они все посчитаны. Если хочешь, отец узнает, есть ли среди них юноша по имени Максим. Как его фамилия?
– Не знаю, – Оля хотела выть с досады, – Почему? Почему деревню сожгли?
– Кто-то из местных жителей попытался оказать сопротивление. Да и леса вокруг кишели волками. Я всего не знаю, – Анна Павловна покачала головой.
– Мама! Они же люди!
– Я знаю, милая, знаю. Но не я же там бесчинствовала.
– Бесчинствовала! – Ольга соскочила с кровати, – Значит ты знаешь! Знаешь, что там творилось! Людей избивали, женщин насиловали! Все подожгли к чертям собачим!
– Ольга! – Женщина встала. – Думай, что говоришь! Это была военная операция! Твоему отцу пришлось столько кабинетов обойти, столько штанов стереть в дыры!
– Отцу? Это его рук дело?
– Ты совсем сдурела? Это дело… – она снизила голос, – дело военных.
– Что? – Ольга издала смешок. Ну какое дело военным до шестнадцатилетней девчонки, пусть и дочери профессора.
– Уральские горы, Оля. Там каждая вершина – посадочная полоса. Закрытые города, стратегические объекты.
– Бункеры, подземки… – Оля не скрывала сарказма.
– Да, Оля! И бункеры, и подземки. Там строят новую военную базу, а эта деревня оказалась в зоне исследования. Мы лишь убедили их, не просто захватить территорию, но и продолжить твои поиски.
– Мама, – девушка без сил упала на кровать, – Что мне-то теперь делать? Дурацкие военные!!! Дурацкие!!!
– Точно с ума сошла! – Анна Павловна присела рядом и обняла дочь. – Никогда, ты слышишь? Никогда так больше не говори. Ты же знаешь, у них везде есть уши.
– Мне плевать, я должна найти Максима.
– Тогда и мне плевать! Ты должна вести себя достойно! Должна взять себя в руки и перестать разыгрывать истерики. Нам нужно всего лишь увезти тебя домой.
– Я не хочу домой.
Пощечина огнем обожгла лицо.
– Скажи спасибо, что отец тебя не слышал. Он ползарплаты на таблетки тратит.
– Прости, – Ольга потерла щеку.
Анна Павловна встала с кровати и направилась к выходу.
– Твои слова ранили меня. Сильно ранили. Прошу тебя, перестань нести чепуху. Не рви отцу душу. Он итак превратился в развалину.
В груди защемило. Мать права: как можно быть такой эгоисткой? Они так долго искали ее, столько сил и здоровья положили на алтарь ее спасения. А она? Она не хотела, чтобы ее спасали. Она хотела остаться со своим белым волком. Хотела просто жить, хотела рожать маленьких деток, хотела когда-нибудь переехать в собственный дом. Все радужные картинки разбились о привычную обстановку ее комнаты в родительском доме. Ольга вела себя хорошо. Обняла отца, всплакнула, посетовала на больничную еду и попросилась домой. Чуть меньше суток в поезде и она получила, что просила. Но не что хотела.
У нее просто не было выбора. Она снова и снова возвращалась в заснеженное гнездо, где Максим впервые поцеловал ее, где в ее сердце зародилась самая настоящая любовь, где ее жизнь резко изменилась, и где у нее было право выбора. Это было так давно. А сейчас – никакого выбора.
Мать, как и обещала, попросила отца разузнать, что сталось с Максимом. Его в списках выживших не было. Анна Павловна не сказала мужу, кто этот юноша на самом деле. Оля тоже предпочла промолчать. Тем более, что она не верила, что Макс погиб. В списках выживших его не было, но это всего лишь человеческие списки. У военных нет списка волков, бродящих по окрестностям. Среди этих белых и серых спин обязательно есть та, чья шерстка знакома Оле по цвету, по запаху, по ощущениям.
