Наверное, все друзья семьи сочли нужным убедиться в том, что девушка, прожившая больше двух месяцев в снежном плену, настоящая. Каждый день дома были гости. Изо дня в день Оля повторяла выдуманную историю о своем спасении, о добрых людях, приютивших ее под своим кровом. А Анна Павловна жалобна качала головой и повторяла: «Жаль, что все они погибли».
По ночам Ольга заливала слезами подушку. Все летние деньки она провела за учебниками – они реально отвлекали от грустных мыслей. Три раза в неделю к ней приходила пожилая дама в очках и с огромным блокнотом, чтобы мониторить ее душевное состояние. Эта женщина была лучшим психологом в городе, но истерзанное болью и тоской сердце ей оказалось не по зубам.
В июле не без помощи отца Оля поступила в медицинский институт, однако книг не бросила. Несмотря на липовый аттестат, который раздобыла Анна Павловна, ей хотелось самой закончить школу. Она даже устроила себе импровизированный выпускной экзамен.
Книги, стены родного дома, психолог и родительская любовь дали какие-никакие результаты. К первому сентября девушка практически смирилась, что уже никогда не произнесет слова «волколак». Никогда не прикоснется к живому кровожадному зверю. Никогда не растворится в объятиях любимых рук. Не закричит от наслаждения, не поправит растрепанные волосы, не уткнется носом в волосатую грудь. Время беспощадно стирало из памяти дни, проведенные в лесу. Время и психолог. Только яркие голубые глаза пронзали пелену, накрывающую ее с головой.
«Максим, – она продолжала шептать его имя, боясь, что и его сотрут из памяти, – Максим, я так виновата. Так виновата! Прости меня!»
Каждую ночь.
«Максим, я знаю, ты жив. Я знаю. Я обязательно вернусь. Клянусь тебе. Обязательно!»
«Максим, я так скучаю по тебе! Господи, сколько же километров может преодолеть волк?! Сколько? Сможешь ли ты найти меня?»
«Максим, я устала от всего. Мне никто не нужен. Никто. Только ты. Твои руки, губы, глаза. Только ты!»
«Максим, в моей жизни все меняется. Меняюсь я. Все так и ждут, когда я снова стану веселой девчонкой. Знаешь, когда? Когда ты будешь рядом!»
«Максим, никогда, слышишь, никогда не прощу тех, кто сделал это с нами!»
«Максим, умоляю тебя, не забывай меня. Заклинаю тебя, найди меня!»
«Максим!»
«Максим!»
«Максим!»
15– 6,5 лет
Время лечит. Не год и не два понадобились Ольге, чтобы смягчить боль утраты. Но, так или иначе, дышать стало проще, жить – легче.
Новая жизнь началась с того самого дня, как Оля впервые ступила на порог медицинского института. Сложные предметы, строгие учителя и шумные студенты сделали свое дело. Профессорская дочка, конечно, выделялась на фоне остальных юношей и девушек, но вскоре и эта грань практически стерлась. В интернатуре Оля уже тесно дружила с двумя девчонками, обсуждала с ними мальчишек и даже пару раз ходила на танцы.
Свою страшную тайну Ольга хранила с неистовой силою. Бывали моменты, когда она порывалась рассказать подругам свою снежно-романтичную историю, но буквально прикусывала язык: «Нельзя! Максим явно за это по головке не погладит». Белый волк стал для нее своеобразным ангелом-хранителем. Каждый свой шаг она комментировала устами возлюбленного. Представляла его реакцию на тот или иной поступок: что он скажет, если я снова отправлюсь в поход? А как сморщит нос, заикнись я о танцах? А сколько радости будет в его синих глазах, когда он получит долгожданное письмо?
Поначалу Оля писала письма каждую неделю, складывала их в ящик стола и ругала себя за глупые строки и нелепые конверты без адреса. Со временем она стала писать реже, да и от бесполезных конвертов отказалась. А еще позже завела дневник, в котором рассказывала Максиму обо всем, что с ней случалось. Когда-нибудь он сможет прочитать ее мысли, окунуться в ее прошлое и понять, что все это время она помнит его, ждет с ним встречи, надеется и хранит его секрет. Как бы сложно это ни было.
Ирина и Ксюша, ее новые подружки, как ни пытались залезть в душу меланхоличной товарки, оставались ни с чем. Попытки свои забросили, а к некоторым странностям девушки привыкли.
Очередной свободный от медицины вечер девушки проводили вместе. У Оли была просторная комната с большой кроватью, трюмо, плотяным шкафом и письменным столом. Не смотря на обилие мебели, расставленной вдоль стен, большой пушистый ковер в центре вмещал не только девичьи посиделки, но и «полежалки» и «подурилки». Два огромных окна выходили на центральные улицы, а подоконники были настолько большие, что любая из девушек с ногами могла залезть на него и пялиться на прохожих. Олины родители в девичьи дела не совались даже когда посиделки получались слишком громкими.
– Скучно… – протянула Ксюша, уставившись в окно.
– Тебе всегда скучно, – улыбнулась Оля. Она сидела на полу, обложившись бумагой. Приближался Новый год и по традиции комнату должны были украсить бумажные снежинки.
– Иногда у меня такое чувство, как будто жизнь проходит мимо…
– Угу, – вмешалась Ирина, – я эту фразу слышу каждый раз, как только завершается твой очередной роман.
– И что? – Ксюша спрыгнула с балкона и уселась у трюмо. – Мне 22 года, а я все еще вырезаю снежинки.
– Ты-то их как раз и не вырезаешь, – рассмеялась Ира.
– Да ну тебя! – Ксюша надула губы. – Нам нужно куда-нибудь выбраться. Надоело сидеть дома. У меня осталось совсем мало времени, вы же знаете. Получим дипломы в мае – и все! Родители сразу сосватают какого-нибудь хлопца умного и богатого. И плакали мои танцы-обниманцы.
– Хочешь за полгода все успеть? Сколько сердец разбить собираешься?
– По одному в неделю! – Ксюша от души рассмеялась и присела к подругам на пол. – Вы совсем меня не понимаете, – она вздохнула, – я и медицинский выбрала, лишь бы подольше в студентках ходить. Вот закончу интернатуру и сразу в омут семейной жизни. Я-то знаю…
– Разве это плохо? – Олю бы такой расклад устроил, будь на месте сосватанного хлопца ее любимый волколак.
Ксюша фыркнула:
– Что б ты понимала, мать Тереза!
Ирина вступилась за подругу:
– Не прыгать в объятия первого встречного еще не говорит о том, что Оля что-то там не понимает.
– Не пустить себе кого-нибудь под юбку в 22– говорит об обратном!
Эти слова заставили Ольгу вспыхнуть. Но что она могла возразить, если ее единственное любовное приключение уже пылью поросло, да и говорить о нем нельзя. Ксюша заметила неловкую паузу и продолжила на иной манер:
– Просто это так приятно, окунаться в омут с головой. Отдаваться страсти, влюбляться…
– Только вот любовь и страсть – понятия разные, – Ирина не сдавалась.
– Одно другому не мешает. Вот ты, Ирка, скажи. Разве ты своего Витальку просто любишь? И никакой страсти?
