Спустя две недели такой нагрузки, Оля поймала себя на мысли, что хочет домой. В свою уютную квартирку и к своему уже родному мужу.
Вернувшись домой поздним субботним вечером, она с облегчением вздохнула в предчувствии своего первого выходного, а потом легла на диван, который даже не заправляла по утрам, и горько заплакала. Все не так и все не то. Вместо поисков памятных мест и томных мечтаний, она работала, как волк, валилась с ног и совсем замкнулась в себе. Ей даже не с кем поговорить! Сейчас бы она кому угодно рассказала всю правду, выговорилась, облегчила душу, но вместо этого она готова выть на луну от тоски. Нет у нее больше плана. Устала от работы, от одиночества. Эта командировка показала ей, насколько она слаба. Она ужаснулась и заревела еще громче. Так и уснула, всхлипывая и обнимая мокрую подушку, окончательно уверившись, что больше она сюда ни ногой.
22– Рабочие моменты
Ольга считала дни – до конца ее каторги оставалось двое суток. Один прием и один большой отчет, а потом недолгая дорога домой. Домой. Как же ей хотелось поскорее оказаться в своей уютной квартирке, где есть большая мягкая кровать, огромная ванная комната, светлая кухня и, конечно, любящий муж. Одиночество Оля чувствовала острее всего.
Для себя она уже решила, что сегодняшний прием в этой сельской поликлинике для нее последний. Больше она не вернется. Осталось только объясниться с главврачом, которому пару месяцев назад она всю плешь проела своим безудержным желанием помогать бедным детишкам, живущим так далеко от хороших лечебниц. Чем она только думала? Что она ожидала найти на месте старой волколачьей деревни? Записку «Мы ждали тебя!»? Глупости. Она перерыла кучу источников и прекрасно знала, что от старого селения ничего не осталось. Разве что покосившаяся колокольня на опушке леса, но до нее Оля так и не смогла добраться. Сначала не было времени, потом намело снега выше колен, и затея провалилась, не успев начаться.
«Мне нужно было сюда приехать, – успокаивала себя Ольга, – иначе я так и жила бы нелепыми надеждами. Теперь я могу поставить точку. Наконец-то могу».
Это было болезненно, обидно, но необходимо. Жизнь продолжалась, и Ольге не следовало оставаться в стороне. Подруги правы, ей несказанно везет по жизни. Нужно оправдывать звание счастливчика.
Прием шел как обычно. Оля машинально осматривала хлюпающие носы и раскрасневшиеся гланды, мыслями уже пакуя чемоданы.
– Сразу двое, – улыбнулась ее помощница, – Близнецы! Хорошенькие такие! – В отличие от перегоревшей Ольги, ее напарница все еще сюсюкалась с ребятишками, находя в каждом что-нибудь интересное. – Они приемные, но очень похожи на мачеху. Живут со мной по соседству. Умненькие, послушные, красивые безумно. И они, – медсестра понизила голос, – местные. Здоровье у них, что надо, странно их здесь видеть.
– Ну, заводи своих маленьких принцев, – велела Ольга, несколько насторожившись. За целый месяц здесь, она еще не встречала никого из первых жителей этого поселка, а вернее из тех, кто пережил страшный пожар и, хоть об этом все и умалчивают, вероломный захват.
В дверях появился сначала один белобрысый мальчишка лет восьми, потом второй. Не будь они больны, наверняка оправдали бы слова соседки по поводу своей отличной от других внешности. Несмотря на юный возраст, у мальчиков четко выражены скулы, черты лица прямые и, можно сказать, безукоризненные. Правда сейчас юные мордашки покрывала мелкая красная сыпь, глаза потухшие, движения вялые.
Следом за ними в двери вошла седоволосая женщина преклонного возраста, и Оля неловко смутилась, зачем на старости лет брать на воспитание чужих ребятишек. И тут же все поняла. Они местные, а местные, значит, волколаки. Как и их мачеха. Естественно, не отдавать же маленьких волчат в обычную семью. Вот удивились бы новоиспеченные родители, когда их приемыши забились б в звериной агонии и перевернулись в волков. Оля улыбнулась своим мыслям, и пригласила женщину присесть на стул, а мальчишек попросила посадить на койку.
Было неловко рассматривать вошедших, но Оля все-таки попыталась разглядеть в мальчишках знакомые черты. Вдруг она поймет, чьи это дети. Присматриваться к их мачехе она не решилась, женщина могла узнать ее. А там, глядишь, и вспомнить, что Ольга для волколаков была не иначе, как прототип печально знаменитой Веры. И во всех своих бедах они наверняка винили только ее.
Минуя потенциальную разоблачительницу, Ольга вмиг оказалась у койки и приступила к осмотру:
– Сыпь характерна для скарлатины или кори. Вы делали прививки от инфекционных заболеваний? – обратилась она к женщине, чувствуя на спине ее взгляд, но оборачиваться не стала.
– Нет, конечно. Куда нам? Больницу год назад как открыли, – вздохнула та, и в ее голосе Оля услышала что-то знакомое. Мягкое, почти деревенское произношение. Здешние жители тоже не отличались ораторским мастерством, но эта речь все же отличалась от той, к которой Ольга уже успела привыкнуть за дни, проведенные в поселке.
– Давайте посмотрим горло. Скажи «Ааа», – обратилась она сначала к одному мальчишке, сменила шпатель, и перешла к другому. – Расскажите, давно сыпь появилась?
– Да вчера к вечеру ближе, они уж несколько дней ходят, как сонные муки. И, главное, ничего ведь не говорят, молчат, как партизаны.
– А температура? – Ольга осеклась. Естественно, что мальчишки по природе своей живут с более высокой температурой, и градусник вряд ли в силах помочь их врачевательнице.
– Что-то давали? Таблетки, сиропы?
– Да так, – немного замялась женщина, – Несколько отваров травяных. Но только для иммунитета.
«Ну, да, чем еще будет лечить своих детей волчица? – подумала Ольга и рассердилась на себя за глупый вопрос, а потом до нее дошло, – Значит, Арины здесь нет. Иначе эта женщина пошла бы к ней».
– Мне надо вас послушать, – обратилась Оля к мальчишкам, и сняла с шеи стетоскоп, – Ну, же!
Две пары синих глаз уставились на нее, не понимая, что от них хотят. Оля чертыхнулась про себя: откуда им знать стандартные процедуры на приеме у врача?
– Задерите кофточки, – попыталась она более понятно объяснить мальчишкам, что от них требуется, – Вот этой штучкой, я хочу послушать, как вы дышите.
Мальчики переглянулись, насупились, но остались сидеть как ни в чем ни бывало.
– Валя, – сдалась Ольга и обратилась к медсестре, – помоги мне.
– Я сама, – сидевшая у ее стола женщина оказалась гораздо проворнее Ольгиной помощницы, и уже стягивала с мальчишек теплые водолазки и майки. Расправившись с одеждой, женщина обернулась, видимо, доложиться, и остолбенела, раскрыв рот.
«Узнала!» – промелькнуло у Оли в голове, и она уставилась в лицо напротив. И все поняла. Сомнений не было. Это была она. Настасья. Только двадцать лет спустя. Лицо потеряло свою аристократичную бледность и сильно осунулось, глаза уже не искрились синевой, а волосы побелила беспощадная седина. Дряблая кожа шеи, морщинистые руки. От завидной волколачьей невесты ничего не осталось. Прямо перед Ольгой стояла удрученная годами и страданиями женщина. Онемевшая от удивления. Только сейчас Оля разглядела застывшие слезинки в уголках ее глаз, еще мгновение, и она уже не сможет себя сдерживать.
