— Есть! В смысле есть вопросы и предложения!
— В каком смысле? — опешил куратор, вопросы, скорее всего, не предусматривались инструкцией.
— Во что я должен одеться? У меня даже костюма приличного нет, я что в потертых джинсах и старых кроссовках полечу за рубеж?
— Хм-м, решим вопрос, размеры ваши в хозчасти есть. Еще?
— Мне нужен напарник. Желательно аналитик, желательно в прямом контакте, чтобы не задействовать радио или телефонную связь, — как можно более беззаботным тоном заявил я.
— Это лишнее. Мы не можем вводить дополнительных людей в операцию, — отметая предложение, отрезал куратор.
— Если вам так кажется, так может, вы сами поедете в Париж? — желчно поинтересовался я.
— А вам не кажется, что вы себе слишком много позволяете? Если вы откажетесь, мы можем задействовать другую группу.
— Вам нужно выполнить задание или соблюсти инструкцию? Я требую только то, что необходимо для успешного выполнения задания, и не хочу остаться крайним в случае его срыва по любой причине.
— Решать буду я, а вы не забывайте, что через четыре часа я погружу вас в вертолет, даже, если вы будете в подштанниках! — отрезал куратор, не в силах слушать далее мои наглые требования.
Никогда и никто не позволял себе разговаривать с ним таким тоном. Он был властью в последней инстанции, ему разрешалось карать и миловать по полной программе. Точнее по полной программе разрешалось карать, тут особых затрат не нужно. А вот миловать в пределах установленных лимитов спецпайка и премий за боевые выходы.
Он привык, что я всегда соглашался с ним во всем, что я стал повторителем его слов, исполнителем его приказов. По-другому и быть не могло, меня поставили в положение заложника без права требования. И вдруг бац и мордой в стену. Какая неприятность! Примите мои соболезнования, но привычки пора менять. Самое время! Сейчас не сработают все ваши заготовки, у вас элементарно нет времени, господа.
Куратор продержался не более десяти минут, позвонил как миленький. Так с ними нужно, нечего из себя крутых корчить.
— Вам нужен определенный аналитик или любой? — с плохо скрываемой неприязнью спросил он.
— Мне нужен правильный аналитик, который сможет мне помочь, а не повиснет на мне бесполезным придатком.
— Ваши предложения!
— Соберите их всех на какое-нибудь совещание и посадите меня куда-нибудь в уголок. Я их просканирую и дам ответ, кто из них наилучшим образом подходит для этой операции.
— Но в кадрах есть подробные досье на каждого…
— Характеристики и анкеты из отдела кадров мне не нужны. Да и вас они не устроят. В конце концов, я же не премию себе выпрашиваю, а напарника для проведения операции. Я должен сам их проверить, иначе пусть с ними едет отдел кадров. Мне кажется, что мое предложение правильное, а вы как думаете? — представляя, как мои слова вливаются в ухо куратора, я удивлялся собственной наглости и его долготерпению.
— Прямо сейчас. Сектор Б-1, кабинет 6. Я буду ждать у входа. Встречаемся через пять минут, — не отвечая на мой вопрос, приказал куратор.
— Хорошо, я постараюсь успеть, — не удержался я, чтобы не уколоть собеседника. Пусть привыкает, что собачка не будет послушно исполнять приказы хозяина, у собачки появились свои желания.
— А как мы друг друга узнаем? — спохватился я, осознав, что никогда в жизни своего куратора не видел.
— Я буду держать в правой руке свернутый трубкой журнал «Огонек» номер семь, с портретом Сталина на обложке! — совершенно серьезно ответил куратор.
— Какой журнал, простите? — растерялся я от неожиданности. В моей жизни подобных журналов не было, не удосужился узнать, какие они из виду. К тому же, как я узнаю, что на обложке Сталин, если…
— Семен Петрович, расслабьтесь! — прыснул в трубку куратор, — Это шутка, просто шутка и ничего более. Кроме нас с вами у кабинета никого не будет, как-нибудь разберемся ху есть ху!
— Вам виднее, — пробормотал я на прощание.
«Эвелина, вы в каком кабинете совещаетесь?»
«В том самом».
«Ты что подслушивала, — насторожился я, ожидая обидного смеха с ее стороны».
«Нет, подглядывала, — хихикнула она, — как ты пыжишься от собственной важности. Смотри, не лопни!»
Уфф-ф-ф, пронесло! Не все она видит, не все слышит. Хоть в чем-то я могу оставаться наедине с самим собой, хотя бы с собственной глупостью.
А если подумать, интересная ситуация вырисовывается. Можно сказать новое поколение вырастает. Если, к примеру, у нас с Эвелиной дети будут, унаследуют они наши пси-способности? — мелькнула внезапная мысль. Следом всплыл вопрос: — наши? дети? Ты уже созрел для таких отношений? А может это все приключение на время, смотаемся в Париж, побьем гадов и разбежимся по широким просторам в разные стороны.
Я чувствовал, что Эвелина замерла и притихла, услышав эти вопросы, направленные мне самому. Не могу ответить неискренне, в принципе не могу, даже если захочу. А мое ощущение она почувствовала наверняка — хочу, неимоверно хочу! Тихий уютный домик и семья, наша семья, мы и трое детей. Не меньше! И не надо так улыбаться, дорогая, не забывай, что ты на довольно таки скучном совещании!
Все, побежал, мне еще переодеться нужно. Не идти же на столь ответственное мероприятие в твоих спортивных штанах. Тем более первое свидание с куратором вживую — волнующее событие. Интересно, а он не боится, что я его сейчас «оближу» со всех сторон, что не удержусь от немедленного сканирования? Он сильно подставляется, выходя на прямой контакт с таким опасным человеком, как я.
Может рухнуть вся их секретность, я могу узнать столько всего интересного, что мне… а тебе это надо, Сеня? Ты действительно хочешь узнать нечто такое, за что тебя очень быстро превратят в корм для червей? Меньше знаешь, крепче спишь — это ведь не дураки придумали, народная мудрость. Прислушайся, Сеня, к народу и не нарывайся на неприятности. Хотя в данном случае, это они первые начали, в смысле неприятности!
Мне действительно любопытно, как он выглядит, неужели за годы, проведенные на базе, мы ни разу нигде не пересеклись? Почему-то в моей голове мелькнул образ похожий на Геббельса, в круглых старомодных очках и почему-то в немецком кителе. А может быть он будет похож на Штирлица — умный взгляд, арийское спокойствие, железная логика? Батенька, да у вас мандраж начинается? Прямо Ромео и Джульетта! Встретимся и влюбимся друг в друга. Или Отелло и Дездемона? Тогда меня точно задушат! Хорош манндражить, придем, увидим!
* * *
Через три минуты я уже шагал на рандеву с куратором. Опоздание пять минут не в счет, я не на военной службе. Я гражданское разгильдяйское лицо, со мной нужно работать мягко, убеждением, а не диктатом. А то я могу обидеться и сделать козью морду — не могу работать, нет настроя.
Мы практически одновременно подходили к кабинету, в котором совещались аналитики. Вход в него оберегал от посторонних невзрачный охранник в давно не глаженной серой форме, стриженый под бобрик, типичный служака. Зато мне навстречу шагал красавец мужчина, под два метра ростом, голубоглазый брюнет. Его улыбка излучала добродушие и радость, фигура внушала уверенность и надежность, каждый шаг говорил: «Рад. Очень. Рад.»
