Люк открылся, пилот сделал выдержку в пять минут, и… ничего не произошло. За иллюминаторами не раздалось долгожданного взрыва.
— Веревка зацепилась! — закричала Эва, — Веревка размоталась, когда его бросило к люку и зацепилась за какие-то железяки. Он болтается у нас на хвосте, пока живой, но скоро сдохнет от переохлаждения и недостатка кислорода.
Молодец, пока мы смотрели в иллюминаторы, она сделал то, что положено делать сенсам — подключилась к сознанию бандита и наблюдала весь процесс от его лица. Поспешили с заматыванием, решили, что нет особой нужды вязать морские узлы, достаточно просто упаковать тело в кокон из веревок. Вот и получили результат — за бортом вместе с нами летит бомба, которая рванет, как только мы начнем заходить на посадку.
— Весь самолет не пострадает, только хвост оторвет, — хмуро пошутил пилот. — Кому-то нужно обрезать веревку, — он обвел нашу троицу взглядом, — мадемуазель не в счет, кидайте монетку господа! Учитывайте, что там сейчас, как за бортом, потому что люк до конца не закрылся, между створками застрял багаж.
— Я пойду, — без размышлений ответил Алексей, — мне бы только одежку соответствующую и маску, желательно дыхательную.
— Сообразим, не проблема, — тотчас же воспрял духом пилот.
— А почему это ты, собственно говоря, я тоже могу это сделать. Не велика работа веревку обрезать, — обидно, когда тебя не замечают, словно и не мужик я вовсе.
— Сеня, давай потом поспорим на эту тему, — беззлобно огрызнулся Алексей, погруженный в свои мысли.
— Не будет никакого потом, пойдем вдвоем. По крайней мере, — быстро продолжил я, прерывая его ответное выступление, — я буду тебя страховать. Веревка есть или всю на бандита смотали? — я отвернулся от Алексея к пилоту, чтобы не отвечать на его возражения.
— Черт с тобой, — неожиданно легко согласился Алексей, — только помни, что веревку мы в любом случае должны обрезать. Я не смогу, ты пойдешь и так, пока мужики в салоне не закончатся.
— Не вопрос! — с мальчишеской гордостью согласился я.
В багажном отсеке царил сущий ад. Вещи никто не крепил, их в спешке закидали внутрь, кое-как прикрепив лентами к стенкам. Первый же удар разгерметизации вырвал чемоданы и контейнеры из хилых креплений и соорудил баррикаду на выходе.
Закутанные в пилотские куртки с кислородными масками на лице, мы пробирались в хвост отсека, разгребая баррикаду. Веревка, предусмотрительно закрепленная в начале отсека, страховала от случайностей. Наконец мы прорвались к люку и обнаружили нашего бомбиста — его прижало люком, но не насмерть. На его счастье, если допустим такой каламбур для человека ожидающего неизбежной смерти, вместе с ним в тиски крышки попала пара чемоданов. Он смотрел на нас выпученными от страха глазами, болтая ногами в пустоте за бортом. Схваченный арктическим холодом и страхом, он не в силах был произнести ни слова, но его мысли были просты и понятны: «Спасите! Я не хочу умирать! Я не буду взрывать бомбу! Спасите меня!» Он посылал свои слова-молитвы нам или своему богу, но, будучи на волосок от смерти, искренне надеялся, что кто-то проявит к нему милосердие и придет на помощь.
— Слушай, — толкнул я Алексея, — он обещает, что не будет взрывать бомбу, если мы его спасем. Может, поверим? А?
— Конечно, поверим! — отозвался он зло, — А как же еще? Мы же добрые! Нас только что всех взорвать хотели или по одному отстреливать, пока наши правительства будут размышлять, выполнять их требования или нет. Но мы добрые самаритяне, не суди и не судим будешь! Так что ли?
— А может и так! — ответно ощерился я, — Неужто, убивая кого-то, мы улучшаем этот мир? Может, спасая душу заблудшего, мы поможем ему стать человеком? Может он сам поймет, что его жизнь была дерьмом и расскажет об этом другим? Мы можем его судить, но можем отложить исполнение приговора!
— Уговорил, Христос! — подозрительно легко согласился Алексей. — Передай Эвелине, чтобы немного приоткрыли люк и сразу же закрывали. Я выдерну этого придурка и вышибу чемоданы. А ты, Христос, держи меня за плечи! И не дай тебе бог случайно выпустить меня, вернусь с того света, убью!
Не подкопаешься, все спокойно без надрыва, почему не поверить Алексею, если я уже готов верить даже террористам. Хотя не тот человек Алексей, чтобы вот так запросто прощать бандиту его недавнее желание отправить всех нас на тот свет. Ой, не тот! Но делать нечего, передаю приказ Эве.
Я уперся ногами в распорку, вцепился перчатками в Алексея и приготовился к рывку. Алексей одной рукой схватил бандита за шкирку, второй вцепился в скобу, ногами уперся в чемоданы. Люк начал медленно раскрываться, чемоданы заворочались и внезапно выпрыгнули за борт. Алексей заорал, пытаясь одной рукой втянуть бандита на борт. Я тащил его изо всех сил, но створки снова поползли вверх, пилот выполнял наш приказ — приоткрыть и сразу же закрывать.
— Все, не могу! — выдохнул Алексей и пинком отправил бандита за борт. Прошло несколько томительных секунд, за бортом грохнул взрыв и люк тотчас же закрылся.
Мы упали на валяющиеся в беспорядке вещи, переводя дыхание.
— Ты его специально выбросил! — прокурорским тоном заявил я.
— И что? — безо всяких интонаций в голосе поинтересовался Алексей, — Судить меня будешь? Я сам себя судить буду, за то, что поддался на твои уговоры и попытался втащить бомбу обратно на борт!
Я промолчал. Человека не вернуть, ситуацию не изменить. Нет человека, нет проблем — типовое решение нашего времени.
— Молчишь? Сказать нечего? Ну и черт с тобой, молчи, осуждай! Уж как-нибудь проживу с грехом на душе. Если передо мной снова поставят выбор спасти двести душ или убить одного подонка, я сделаю так же.
Мы полежали еще немного, потом молча пошагали к лестнице. Я старался не смотреть на Алексея. В его словах есть простая сермяжная правда, но душа болела и стонала, терзаемая интеллигентскими комплексами. Перед глазами стояла сцена с вылетающим из самолета телом и взрывом, разносящим его на куски. Алексей не может знать, что я до последнего момента невольно был в контакте с бандитом, и испытывал вместе с ним весь ужас его положения. Меня словно убили только что, взорвали в воздухе. Боли не было, взрыв разнес тело и мозг за доли секунды. Но ужас ожидания смерти был намного страшнее самой смерти.
За время нашего отсутствия пилот при содействии храбрецов из пассажиров нейтрализовал седого. Пассажиры встретили нас рукоплесканиями и криками «Браво!» Мы хмуро переглянулись — ни к чему нам такая слава, вопросы начнутся, излишнее внимание к героям, пресса, телевидение. Из огня да в полымя. Не успели долететь, а уже нужно думать, как улизнуть от благодарных французов, раствориться в толпе, спрятаться, чтобы незаметно подобраться к цели.
Снова думать, думать и думать! Как заставить всех без исключения пассажиров поверить, что это именно они сами, безо всякой посторонней помощи справились с ситуацией.
— А еще лучше, — мысленно буркнула Эвелина, — чтобы вообще не вспомнили о ней! Седой вот только мешается, может и его того… за борт, чтобы не отсвечивал? — кровожадно предложила она.
