Но, в этот раз все будет не так. Посоветовавшись с товарищами, я решил предложить русскому командованию технологию, которую она применяла при форсировании Одера весной 1945 года. Мы не строили плоты, мы строили наплавные мосты, причем, не один, а сразу три. Строили их мы в густых зарослях камыша, вдоль берега, укрытые этими самыми камышами от нескромных турецких взглядов. Но хуже всяких турок нам досаждали орды кровососущих насекомых, которые тучами поднимались над рекой, как только солнце склонялось к горизонту. Для защиты от них, как только опускалась темнота, мы разжигали дымари. В воде тоже была какая-то гадость, желающая испить русской кровушки. Хорошо только то, что Дунай не Нил, и не Ганг, и в нем нет крокодилов.
К тому же, к нашему счастью нам не надо было строить мост, рассчитанный на пропуск 30-тонных танков Т-34. Потребности нынешних войск были куда скромнее — мост, выдерживающий вес полевой пушки с зарядным ящиком и упряжкой, их вполне устраивал.
И вот сегодня, около полуночи, когда все уже было готово, к нам на правофланговую позицию приехали «полковник Александров». Вы конечно помните, чья негабаритная фигура скрывается за этим псевдонимом. Влез на мост и прошелся по настилу из дубовых досок. Плавучая конструкция шестиметровой ширины, прошитая четырьмя нитками морских канатов, даже не шелохнулась под его немалым весом. Было около трех часов ночи. Убедившись в прочности и достаточной длине конструкции, широко перекрестившись, наследник престола перерубил канат удерживающий один конец моста у берега. Пластуны из передового отряда, как и в нашей истории одетые в черные мундиры, уперлись шестами в речное дно, и начали разворачивать мост по течению.
— С Божьей помощью пошла, — выдохнул командир лейб-гвардии саперного батальона полковник Василий Данилович Скалон, когда тело моста медленно растворилось в темноте. Заглушая шуршание камыша, за нашими спинами саперы снова затюкали топорами по оставшимся от строительства бревнам. Главное было по ходу «пьесы» создавать такой же шум, как и во все предшествующие ночи, чтобы не насторожить супостата. Вот, хруст камыша усилился. Это означало, что течение Дуная подхватило конструкцию. Я знал, что примерно в это же время, подобное происходит и в двух других местах на Дунае. Мы вскочили на лошадей, и двинулись в направлении начала моста. Конь под Наследником был таких габаритов, что ему бы лучше подошла кличка «Танк». Не каждый конь выдержал бы вес Александра Александровича.
Когда мы добрались до начала моста, он уже успел пройти примерно треть своего пути. Для удобства движения по нему в темное время суток, на небольшие столбики, удерживающие натянутые страховочные леера, со стороны нашего берега были нанесены мазки флуоресцентной краски. С нашей стороны получался красивый двойной бело-голубой пунктир, указывающий докуда дошел мост.
Тем временем к берегу подошел передовой отряд нашей кавалерии. Это был лучший из лучших, отдельный лейб-гвардии Казачий полк, под командой полковника Жеребкова. За ними, 2-я гвардейская кавалерийская дивизия в полном составе. Вот они спускаются к берегу, копыта коней обмотаны тряпками, сбруя тоже. Все это сделано для того, чтоб раньше времени ничего не звякнуло и не брякнуло. Первая сотня — молодцы, как на подбор, на вороных как ночь конях.
— Алексей Герасимович, — поприветствовал я спрыгнувшего с коня полковника Жеребкова, — ну что, ваши молодцы готовы?
— Готовы, готовы, — пробасил полковник Жеребков, — Ну, скоро еще?
Я бросил взгляд в сторону Дуная. Светящаяся дорожка пересекла реку. Это означало, что другой конец моста уже должен был упереться в берег. Или мы все-таки ошиблись с определением ширины Дуная? Но нет. На том берегу Дуная грохнул выстрел, потом протрещала картечница Гатлинга, расчищая площадку для передового отряда. Несколько томительных мгновений спустя в небо взлетела двойная красная ракета. Это означало, что тот конец моста закреплен, и авангард может начинать форсирование.
— С Богом, Алексей Герасимович, — махнул рукой цесаревич, и полковник Жеребков, несмотря на свою, немного грузную фигуру, птицей взлетел в седло. Грузной рысью казачья колонна, по четверо в ряд, пошла на мост. Глухо загудел настил. Стука копыт, обмотанных ветошью, слышно не было. Раздавался лишь сплошной низкий гул, как при землетрясении. Ряд за рядом лейб-гвардии казачий полк уходил на ту сторону Дуная. В это же время слева от нас, на турецком берегу, с небольшим интервалом в небо взлетели еще две двойные ракеты. Это означало, что переправы, которые строили 2-я и 3-я саперные бригады, тоже успешно наведены.
— Есть! — прямо напротив нас, на турецком берегу, взлетела серия белых ракет. Это означало, что авангард лейб-гвардии казачьего полка вышел на турецкий берег, и приступил к своей традиционной забаве, именуемой «рубка сонных и бегущих». Следом за казаками для создания тет-де-пона на тот берег был переброшен лейб-гвардии Егерский полк, посаженный на телеги. Потом лейб-гвардии конно-артиллерийская бригада. Уже совершенно рассвело, когда на переправу пошел лейб-гвардии Конно-гренадерский полк, головной полк 2-й гвардейской кавалерийской дивизии.
Стрельба на том берегу совершенно стихла, и стало ясно, что форсирование Дуная состоялось, и прошло оно при минимальных потерях. Пластуны потом рассказали, что турки почти сразу разбежались, когда мостовой настил страшно загудел, и аскеры увидели, как на них несутся комки мрака, превращающиеся в страшных черных всадников. Казалось, что это воинство ада неслось прямо по воде. При этом вместо обычного стука копыт слышен только страшный гул… Неизвестно, кто первый вскочил на ноги, и с криком — «шайтаны пришли за нашими душами!», побежал, куда глаз глядят. Результатом стало то, что уже проснувшийся и вступивший в перестрелку с пластунами батальон низама (турецких регулярных войск), вдруг обратился в паническое бегство, и был полностью вырублен казаками.
3 июля (21 июня) 1877 года, Утро, Дунай,
Ставка турецкого главнокомандующего в Болгарии напротив Зимницы.
Осман Нури паша сразу же понял, что сражение проиграно. Вскочив на своего белого арабского жеребца, он поскакал подальше от Дуная, бросив свой штаб, и даже гарем. Но далеко уйти ему не удалось. Пуля, выпущенная из «Винтореза» оборвала его жизнь. Несостоявшийся султан несостоявшейся державы умер, лежа в пыли на проселочной дороге. Когда одетый в «лохматку» сержант подошел к нему, то он увидел лишь остекленевшие глаза турецкого паши, бессмысленно уставившиеся в предрассветное болгарское небо.
Смерть Осман-паши не была случайной. Для того, чтобы никто из турецких начальников, развязавших в Болгарии кровавый террор, не ушел от расплаты, полковник Бережной с вечера выставил на возможных путях отхода противника несколько снайперских групп, с приказом — беспощадно отстреливать старших турецких командиров. А то царь-батюшка добрый, еще простит ненароком, как это было в нашей истории.
Гарем же побежденного, как водится, достался победителю, то есть, русскому императору. Полковнику Бережному довелось увидеть сцену, смахивающую на эпизод из «Белого солнца пустыни». Типа: «Гюльчатай — открой личико». Одна статная черноокая брюнетка, с косами до пят, пленила сердце пожилого русского императора, так, что старый бабник на время позабыл свою графиню Юрьевскую. После чего Александр Николаевич со всем знанием предмета, приступил к «окучиванию новой грядки», пытаясь вырастить экзотический фрукт — баклажан…
