Эти люди действительно могли бы послужить истинному Небесному Посланнику, борьбе за настоящую Божественную справедливость. А мне приходилось убивать их…
Но другого выхода я не видел. Я вовсе не цеплялся любой ценой за свою жизнь, изрядно мне надоевшую. Если бы это помогло установлению Божественной справедливости в моём исстрадавшемся мире, я давно позволил бы какой‑нибудь секте прикончить себя. Но я был уверен, что тогда будет ещё хуже. Сейчас всё‑таки большинство приверженцев Максима верило мне, а если меня не станет, это большинство тоже будет раздроблено на мелкие группировки, воюющие друг с другом каждая за свою “правду”. И мир тогда вообще окажется на краю гибели, под угрозой исчезновения в кровавой пучине.
Поэтому я, скрепя сердце, посылал в карательные экспедиции всё большие и большие силы, отдавал беспощадные приказы о немедленном поголовном уничтожении всех еретиков, посмевших поднять оружие против меня – ставленника самого Сына Бога.
А сердце всё‑таки болело. Я терзался сомнениями в своей правоте. Каждый раз, когда я обрекал на гибель очередного самозванца с его окружением, меня мучил, не давал покоя страшный вопрос: а вдруг я принял за самозванца настоящего Небесного Посланника?
Я ругал себя за подобные мысли, убеждал себя, что этого просто не может быть. Других людей этот лжепосланник может ещё обмануть, но я‑то ведь точно знаю, что Сын Бога назначил меня, именно меня командующим своими соратниками! Как же может посланный им назвать меня предателем и самозванцем?!
Но и эти доводы успокоения не приносили. В ответ на них появлялся новый страшный вопрос, вопрос, ответа на который найти я так и не мог. А что, если Сын Бога забыл, что сам назначил меня? Ведь он, потрясённый тем, что Леардо оказался обречённым на страшные мучения у Чёрных Колдунов (фактически из‑за его, Максима, легковерия!), был тогда просто в ужасном состоянии. И вполне мог забыть о моём назначении. И вообще о том, как оказался в темнице. И тогда настоящий его Посланник мог действительно принять меня за предателя…
Терзания мои продолжались долго, но развеялись в один миг. Сразу и навсегда. Когда я встретил наконец настоящего Небесного Посланника.
Жестокость Любви
Я сразу понял, что это именно он, именно тот, кого я так ждал, и далеко не только я один. У меня не возникло ни малейших сомнений в его подлинности. Потому что появился он прямо на моих глазах.
В тот день мне было как‑то особенно тоскливо, и я пришёл помолиться Святому Максиму в подземелье королевского замка. И именно там всё это и произошло.
Кроме меня было ещё трое непосредственных свидетелей этого Чуда Пришествия. Это были паломники, находившиеся в тот момент возле дверей подземной темницы.
Появился Небесный Посланник прямо из воздуха. Сначала обрисовалась его прозрачная тень, и я даже подумал, что мне это просто мерещится от усталости и истовой молитвы. Но тень всё больше сгущалась, и вскоре передо мной стоял живой человек. И человек этот, видя моё изумление, граничащее с благовейным ужасом, поспешил меня успокоить, заверил, что он – действительно тот самый Посланник, о котором сказано в Первой Книге. И в доказательство показал Меч Святого Максима, тот самый Священный Лунный Меч, взятый Сыном Бога на Небо.
Разговаривал он странно. Спросил, кто я, как меня зовут. Услышав моё имя, обрадовался, видно слышал его и от Максима, сказал, что ему “очень приятно”, и добавил, что его самого зовут Олегом. Он именно так и назвался — просто Олегом, без всяких титулов, которым явно не придавал никакого значения.
Выглядел он тоже очень необычно, в одежде странного покроя, с очень коротко, как у арестантов, остриженными волосами, с гладко выбритым лицом. Бледный, как после тяжёлой болезни. Когда он сделал первый шаг, я сразу понял, что он совсем недавно был ранен в ногу, и ранен серьёзно. Скорее всего – стрелой из лука или стилетом, одна его штанина от колена и ниже была тёмной от засохшей крови, сквозь отверстие в штанине видна была белая повязка.
По цвету крови Посланника я понял, что ранен он был совсем недавно, всего несколько часов назад. Но видно было также, что сквозная рана уже стала заживать, не иначе – благодаря помощи Максима, обладающего удивительным умением врачевать раненых одним своим чудотворным взглядом, одной мыслью.
Несмотря на бледность после ранения, слабым Олег вовсе не выглядел. Чувствовалась в нём Небесная сила, спокойная уверенность в себе. В проницательных глазах была ирония, даже лёгкая насмешка, но совсем не обидная насмешка, и было у меня впечатление, что насмешка эта – больше над самим собой. Быстрые и точные, при этом совершенно несуетливые движения, жилистое, привыкшее к сражениям тело. Чувствовалась привычка часто принимать ответственные решения и точно выполнять их. Видно было, что он не раз заглядывал в лицо смерти, но ни разу не отступил. Олег был воином, командиром, умным и хладнокровным стратегом. Я сразу почувствовал, что мы сможем понять друг друга. Почувствовал это и он.
Меня он сразу спросил, не против ли я, если он будет называть меня не Римоном, а Романом, сказал, что так ему привычнее. Ну что ж, Роман, так Роман, как я могу противиться воле Небесного Посланника? Он заметил на это, что противиться его воле действительно не стоит, да он и не допустит такого никогда (он сказал это спокойно, как бы между прочим, но чувствовалось, что действительно – не допустит). Но в тех случаях, когда решение им ещё окончательно не принято, он разрешает и даже требует, чтобы я свободно излагал своё мнение, абсолютно свободно, не опасаясь при этом нарушить какие‑нибудь глупые приличия, не опасаясь даже прямых возражений.
Вот так, значит? Ну что ж, хорошо. И я заявил, что мне привычнее и удобнее, когда меня называют моим настоящим, а не исковерканным именем.
Олег вместо того, чтобы рассвирепеть, удовлетворённо засмеялся и сказал, что мы “споёмся”. В нём совершенно не было желания принизить своего слугу и за счёт этого возвыситься самому. В этом он был похож на Максима, хотя вообще‑то очень сильно отличался от него.
Святой Максим несмотря на свои Божественные качества выглядел как обыкновенный мальчишка, попавший в беду, растерянный и совершенно не представляющий, как из этой беды ему вырваться, все его действия были вынужденными, он всё время просто пытался отбиться от наваливавшихся на него напастей. Олег же вовсе не выглядел растерянным, это был зрелый, очень многое повидавший в жизни мужчина, расчётливый и решительный боец, уверенный в своей победе.
Он знал, что ему придется сражаться насмерть, но это вовсе не угнетало его, он спокойно и привычно, очень по–деловому готовился к этому сражению. И он вовсе не собирался действовать вынужденно, подчиняясь происходящим вокруг событиям. Напротив, он явно стремился предугадывать и опережать события, заставлять эти события происходить так, как нужно было ему, он собирался диктовать свою волю, а не подчиняться чьей‑либо чужой воле.
Я с радостью почувствовал, что мы действительно с ним “споёмся”, что Небесный Посланник, похоже, сможет всё‑таки изменить наш мир к лучшему, сможет то, чего не удалось даже самому Сыну Бога.
