Да, специалист, высокий класс, ничего не скажешь. И ведь ребята вроде бы грамотно действовали, обыскивали по всем правилам. Как на зачёте по профподготовке. Пятёрку, кстати, на зачёте получили бы за такую работу. Да только жизнь по–своему оценки выставляет…
Ловко всё‑таки он. Какая‑то особая пластика движений. Просто и изящно, ничего лишнего, поэтому и произошло всё так невероятно быстро. Лихо! Куда там тому же Сигалу, хоть он и мастер вроде как очень крутой, айкидо, кажется…
Стоп!
Вот оно!
Я вспомнил, где видел Ниндзю. На видеозаписи. Не больничной, совсем другой, видеозаписи семинара японского мастера айкидо, гастролирующего в Киеве. Смотрел я её потому, что было подозрение, что в том семинаре участвовал один ухарь, за которым я долго и безуспешно охотился. Не подтвердилось то подозрение. Но оказалось, что потратил я время на просмотр всё‑таки не зря.
Пока ждал, когда принесут заказанную запись, дал поручение поднять список всех участников того семинара, и тех, кто сам там зарегистрировался, и кто поскромничал, но фактически в семинаре всё‑таки участвовал.
Диск с записью и список принесли одновременно.
Я почти сразу нашёл нужный кусок, где был снят Ниндзя. Да, это он, никаких сомнений. Причём показалось мне теперь, что видел я этого парня не только в записи. Где‑то мы с ним встречались и вживую, хоть и мельком. Ладно, вспомню, может быть, потом и это.
Я сосредоточился на записи семинара. Внимательно всматривался в Ниндзю, пытаясь угадать его характер, привычки. Ведь на том семинаре ему не надо было маскироваться, играть чью‑то роль. Там он, скорее всего, был самим собой, не пытался скрыть свою внутреннюю сущность. И эта его сущность была мне очень нужна…
Ловкий мужик, очень ловкий, даже по записи видно.
Снято было не только то, как демонстрирует приёмы японец, но и как пыхтят, пытаясь их повторить, наши мужики. Непросто их повторить, оказывается. Но у Ниндзи получалось очень даже неплохо.
Внимание я обратил не только на боевое умение парня. Ещё я заметил, что Ниндзя вовсе не был жесток, выполняя технику. Не в том смысле, что никого не убивал и не ломал кости, этого, разумеется, и другие не делали. Но другим иногда хотелось сделать это. Некоторые причиняли боль своим напарникам, причём в таких ситуациях, в которых особого практического смысла нет. И видно было, что в реальной ситуации эти мужики только причинением боли вряд ли бы ограничились, наверняка бы и руку сломали, причём сделали бы это, скорее всего, даже и без особой нужды. И уж точно — без всякого сожаления.
Ниндзя – нет. Естественно, он мог тоже причинить при необходимости боль другому, мог и убить, ещё как мог. Это даже и на семинарской записи видно было, решительности было ему не занимать. Но он всегда чувствовал чужую боль как свою собственную, и старательно избегал причинять кому‑нибудь лишнюю боль. Даже начиная выполнять технику жёстко и угрожающе, завершал её аккуратно и мягко.
Не только убить, даже причинить кому‑нибудь сильную боль могло заставить его только что‑нибудь экстраординарное. Без крайней необходимости на это он никогда бы не пошёл. Если я хоть что‑нибудь понимаю в людях, Ниндзя начисто лишён был садистских наклонностей.
Я почувствовал досаду. Гораздо легче ловить того, кого ненавидишь. А этому мужику я уже почти симпатизировал. Не ловить бы мне его, а просто за столом вместе посидеть, “за жизнь” поговорить, по пять капель разлить. Наверняка у нас общие друзья есть. Таких, как он, – не так много на свете, и обычно как‑то друг с другом они так или иначе связаны.
Вздохнув, я заставил себя отбросить пустые мечты, опять переключился на розыск, вновь как ищейка припал своим носом к его следу.
С записи распечатал несколько стоп–кадров Ниндзи, добавил к ним фотки, сделанные по видеозаписи в больнице, и с этими фотками я разослал помощников по клубам айкидо. А сам заново начал просмотр. Со звуком.
И мне повезло. В один из моментов на семинаре кто‑то окликнул Ниндзю, назвал его Олегом.
Я стал ворошить список. Олегов среди участников семинара было несколько. Пробил их данные по электронной картотеке.
И быстро вычислил того единственного Олега, который был мне нужен.
Олег Иванович Северский, киевлянин, тренер айкидо, чёрный пояс. Тренирует взрослых и подростков.
Немедленно позвонил дежурному врачу той больницы, спросил, есть ли среди пациентов кто‑нибудь, кто занимался в клубе айкидо, в котором преподавал Северский.
Оказалось, что есть.
Максим Сергеевич Сотников, пятнадцать лет, попал в больницу примерно полгода назад. Записи о поступлении почему‑то отсутствуют (не только у нас в ментовке бардак и дурдом, в психушке – тоже!), очень тяжёлая форма шизофрении, последнее время состояние стабилизировалось, готовят к выписке из стационара как не представляющего социальной опасности.
Вот они, голубчики. Учитель и ученик. Ученик замочил санитара, может даже – случайно замочил, просто защищаясь от издевательств или, может быть, – из мести. И учитель пришёл его выручать.
Сильно же дорог для него этот ученик, если ради него он пошёл на такое.
Да и ученик – хорош. В пятнадцать лет так лихо кончить здоровенного мужика, с которым и я – очень даже не уверен, что справился бы, по крайней мере – повозиться бы серьёзно пришлось. А этот пацан – без всякой возни, практически мгновенно, первым же ударом. “Не представляющий социальной опасности”, значит. К выписке готовят. Тяжёлого шизофреника, умеющего мгновенно убивать голыми руками. И уже как минимум одного убившего. Грамотеи.
А впрочем – пусть выписывают. Выводы свои я пока при себе придержу, не стану начальству докладывать и в дело заносить. Нарушение это, ну да плевать. У любого опера таких вот нарушений – как у Жучки блох. Не буду я трубить, что “маньяка” вычислил. Вычислил – ещё не значит поймал. А если раструблю, что вычислил, поймать будет, возможно, гораздо труднее. Потому как “течёт” наша контора по страшной силе.
А так – пусть мальчишка поживёт дома хоть немного. Наверняка недолго дома ему жить. Ведь придётся рано или поздно предъявлять ему “его” жмурика. После чего дома он если и окажется когда‑нибудь, то очень даже нескоро. И совсем уже не мальчишкой…
Пока – пусть поживёт дома. Может – повезёт, и на него ещё и этот Ниндзя выйдет. По логике – не должен бы вроде, не полный же идиот он, чтобы так светиться. Но только что‑то подсказывало мне, что очень даже может выйти. Если это будет нужно его ученику – выйдет, засветится, всё сделает, чтобы помочь.
Если бы я был совсем уж нелюдем, я бы на этом даже сыграть попробовал. Устроил бы пацану что‑нибудь очень нехорошее, чтобы Северскому пришлось опять идти его выручать.
Но чтобы на такое пойти, чтобы пацана, как червяка, на крючок для наживки сажать, крупную рыбу приманивая, это надо быть совсем уж… таким, как эти упокоенные работники здравоохранения. Для которых ничего святого в жизни не осталось, а может – и не было никогда.
