Когда я бежал обратно, то увидел что водитель запорожца, поднявшись из оврага, схватил мой огнетушитель и кинул его кому-то внизу, предположительно второму милиционеру. Потом он подскочил к сержанту и стал помогать ему поднимать обломок бетонной стены бывшей остановки.
Я также подбежал и впрягся в помощь. Плохо было то, что это когда-то было цельной боковой стеной остановки. Ее, конечно, изрядно покорежило, но она держалась за счет арматуры, из-за чего нам приходилось тащить ее всю. Проблема была в том, что поднять мы ее подняли, но убрать в сторону не могли. Арматура уходила в фундамент и хоть частично полопалась, но частью держалась.
— Держите её! — услышал я крик деда. Мы держали, а дед подлез и вытащил тело молодой девушки, потом опять нырнул и уже волоком вытащил паренька лет четырнадцати.
— Всё, больше нет никого, — тяжело дыша, выдохнул он. Мы осторожно положили этот рассыпающийся в руках бетонный обломок и стали заниматься пострадавшими. К мальчишке я даже не подошел, мельком глянул и отвернулся, открывая чемоданчик рядом с девушкой, которую я принял за ребенка из-за тонкой кисти. У мальчишки была черепно-мозговая травма, не совместимая с жизнью. Проще говоря, если он даже жив, в чем я лично сомневаюсь (вон и сержант, проверив по моей просьбе пульс, только отрицательно покачал головой), всё равно ничего не сделаю. Знаний для таких травм маловато.
А вот за девушку я еще могу побороться. Кроме перелома руки и черепно-мозговой травмы, у нее еще было проникающее ранение груди — обломок арматуры ударил под ключицей, и из раны текла кровь.
Сержант остался со мной, а мужик убежал вниз к полыхающей открытым огнем машине. Саму я ее не видел, но языки пламени с моего места видны были. Надеюсь, этот ушлепок сгорел заживо. Дед ушел к нашей машине, а мы с сержантом боролись за жизнь девушки.
— Держи на ране, пока я артерию не пережму, — держа в руках хирургический зажим, велел я гаишнику. Тот свёрнутым в тампон бинтом перекрывал рану, пытаясь остановить кровотечение.
— А остальное? — спросил он. Другие раны действительно выглядели страшно.
— Кровотечение в данный момент самое страшное… фу, всё, остановил.
— А что это она странно дышит? — прислушался тот, пока я готовил инструмент и поливал спиртом руки. Та действительно с заметным трудом дышала и булькала горлом.
— Поломанные ребра легкое пробили, оно кровью заполняется. Если в течение часа не доставить на хирургический стол, у нее нет никаких шансов.
Мельком глянув на шум приближающегося чего-то тяжелого, увидел автобус и велел сержанту:
— Тормози автобус, узнай, есть ли там врачи, а то я студент, учусь еще. Знаний маловато.
— Понял, — вскакивая на ноги, ответил он. — Я сейчас!
Сержант убежал, а в это время из оврага выбрались чумазый лейтенант и его помощник, хозяин запорожца. Судя по отчетливому запаху горелого мяса и продолжавшим вырываться языкам пламени над краем оврага, потушить машину они так и не смогли.
Оглядевшись, тот посмотрел в сторону остановившегося автобуса и удивленно на меня.
— Будет жить? — спросил у меня подошедший лейтенант.
— Шансы, несмотря на страшный вид, есть. Но чем дольше тянем, тем их меньше, — вымыв от крови руки спиртом, ответил я, после чего, используя остатки материала, продолжил перевязку. Когда я бинтовал голову, от автобуса в сопровождении сержанта подбежал пожилой кряжистый седоусый мужчина лет пятидесяти — пятидесяти пяти на вид. Тот сразу, можно сказать с ходу, включился в работу.
Обмениваясь фразами чисто медицинского толка, мы одновременно с работой прощупали друг друга. Его удовлетворили мои знания для студента второго курса (на третий я только собираюсь поступать), я же наблюдал за работой опытного сельского фельдшера на пенсии Степана Никифоровича Степанова, в войну бывшего ротным фельдшером. Используя фактически всё, что у меня было, мы смогли закончить с основной работой, включая наложение импровизированных лубков из подручных материалов. Даже голову зафиксировали на доске, привязав ее вместе с телом. Мало ли, спина повреждена? К этому времени милиционеры смогли с помощью водителей остановившихся машин собрать носилки с помощью двух палок, срубленных в лесу, и куска брезента, и раненую и погибшего мальчика погрузили в почтовую машину, которая ехала в сторону ближайшей районной больницы. Сержант остался у места происшествия, лейтенант же поехал на мотоцикле сопровождать почтовую машину. Заодно сообщить о происшествии и известить все службы.
Степан Никифорович уехал сопровождать раненую, не забыв свои вещи из автобуса, которые ему принес водитель. А я стал собирать инструмент, убирая его в чемоданчик.
— Весь измарался, — сочувственно сказал сержант, поглядывая, как водители-добровольцы, используя ведра и лопаты, закидывают все еще дымящуюся машину землей и песком. Воды рядом не было.
— Да ничего, у меня в машине канистра с водой, отмоюсь и переоденусь. А одежда на выброс, уже не отстираешь… — щелкнув запорами чемоданчика, я спросил: — Что там с этим лихачом?
— Сгорел, так и не смогли вытащить.
— Он что, живой был? — удивился я.
— Да, когда мы подъехали, еще кричал. Потом замолк. Бак, похоже, полный был, вытекать начал, ну и полыхнуло, — обернувшись, добавил: — Всё еще потушить не могут, машину почти надвое разорвало, а всё еще горит. Думаю, в багажнике канистры были с бензином.
— Наверное, пьяный был, раз так гнал. У меня на глазах чуть в полный автобус на обгоне не врезался. Думал догнать да морду набить.
— Теперь уже не узнаем, пьяный он был или нет, — вздохнул сержант.
— Это да. Кстати, похоже, не простой человечек был.
— Почему вы так решили? — заинтересовался сержант.
— Он меня в гору на сотне обошел, и это на «Победе». Не родной движок там стоит, будь уверен.
— Товарищ лейтенант записал госномера машины и отправит телеграфом данные по погибшему, так и узнаем.
— Ну, это ваши дела.
Развернувшись, я направился обратно к машине. Поставив слегка перепачканный чемоданчик рядом с багажником, я нашел канистру и позвал деда. Нисколько не стесняясь, я разделся до трусов и, бросив испорченную одежду под ноги, велел, наклоняясь:
— Лей.
Почти сразу на спину полилась слегка теплая вода, что я набрал перед выездом. Наблюдая, как по каменистой обочине, пузырясь, течет розоватая вода, я мысленно костерил лихача-полудурка. Мало того что свою жизнь сгубил, так поломал еще двоим. Одному навсегда, другой — даже не знаю.
— Хватит. Чистый уже, — сказал дед, опуская канистру. — В одежде вещи какие есть?
— Мелочь только. Документы под козырьком в машине, — отряхиваясь от капель, ответил я. После чего взял рубаху и, намочив часть, где она была чистой от брызг крови, отмыл чемоданчик-аптечку.
Достав из чемодана свои вещи, я переоделся в шорты и футболку с рукавами. Подобрав испорченную одежду, выгреб всё из кармана и зашвырнул ее подальше в кусты.
