Много пищи. Наверняка больше, чем один сталкер…
Рэд бросился было к спасительному выходу, но тут его что-то будто толкнуло изнутри. Он не раз задавал себе вопрос – зачем он тогда согласился на просьбы Артура Барбриджа взять его с собой в Зону? Зачем послал на верную смерть? Почему, в конце концов, не привязал веревку к его поясу и не попытался обмануть «мясорубку», выдернув парня в последний момент, как когда-то Стервятник вытащил Красавчика Диксона? Лишенная добычи, «мясорубка» обычно «подвисает» минут на десять, осознавая утрату, и может быть у него, Шухарта, этот трюк получился бы лучше, и парень остался в живых, и даже, может быть, не превратился в калеку?
Но не было у сталкера ответа. Помнил, что злость тогда была на Стервятника, сволочь распоследнюю, который пальцем не шевельнул, чтоб подельника из тюрьмы вытащить, как в свое время тот вытащил старого хрыча из Зоны. Хотя мог, связей у Барбриджа и тогда было навалом, один телефонный звонок все бы решил. Ну, может, два звонка. На дочку Стервятника злость была, к которой тянуло порой, словно в «разрыв», против воли, и от которой уходил каждый раз опустошенный, словно «пустышка», причем во всех смыслах. Душа после таких посещений была как квартира в Чумном квартале – четыре облезлые стены, гнилой пол, потолок с потеками, и слепое окно. И ничего более. Только одна мысль, один страх – Гуте в глаза посмотреть после всего. Страх, в котором Шухарт сам себе никогда бы не признался. И стыд, словно «жгучий пух» облепивший сердце.
А еще на таких вот юных сопляков злость была, которые сначала на коленях умоляют взять их с собой в Зону, а потом, после десятка удачных ходок (наперво всегда везет), снисходительно кивают тебе, словно равному – привет, старичок, как оно, ревматизм, на Ржавых Болотах заработанный, в Зону ходить еще позволяет?
Потом, возле Золотого Шара, злость прошла. Будто и не было ее. А взамен пришло осознание. Что взял он – и убил пацана глупого ни за что, даже не зная толком, какого лешего ему нужно-то от этой штуки, исполняющей желания. Тяжко таскать такое в себе, давит оно на душу, плющит ее и днем, и ночью. Потом Шухарту тоже приходилось убивать, но то враги были, которые хотели забрать у сталкера его жизнь, а взамен отдали свою. Честный расклад, честная игра, где проигравший теряет все. Но это – совсем другое. Это не смерть безвинного на твоих руках, которую не смыть ничем. Ни слезами раскаяния, ни даже собственной кровью.
И тут его словно озарило. Искупление! Вот оно! Да, до регенерации «мясорубки» остались мгновения, но если ты попытался, значит, уже не прошел мимо! Может, если вытащить этого сталкера, пришедшего не пойми откуда, отпустит хоть немного?
Глупая мысль. Шухарт осознавал это, когда бросился к раненому и, схватив его за шиворот, попер, надрываясь, по дороге, ведущей обратно в Зону. Умом понимал, что с ножом, всаженным в сердце, не живут, но что-то внутри заставляло: «Тащи! Надрывайся, сволочь, так, будто Арчи из аномалии вытаскиваешь! Его убил, так хоть этого парня, открывшего тебе выход из карьера, не отдай на съедение “мясорубке”!»
Наконец, впереди показался просевший на осях, облезлый автофургон, и Рэд остановился.
Всё.
Теперь аномалии не добраться ни до него, ни до этого пришлого. Осталось только одно: выкопать могилу, зарыть парня и сверху известную комбинацию из двух палок установить. Если будет что у него при себе, ну там маска фильтрующая в кармане найдется, можно будет на крест повесить, чтоб все знали – здесь сталкер лежит. Хотя кто еще может в Зоне лежать под самодельным крестом? Правильно, никто, но обычай есть обычай.
Рэд повернулся, взглянул на тело – и понял, почему ему так трудно было тащить этого парня. Лямки его вещмешка и ручки сумки были намотаны на запястья, и мертвец так и не разжал кулаки. Вот ведь, душа сталкерская! Даже умирая со своим барахлом хрен расстанется.
Кстати, нож у него в спине торчал тоже достойный внимания. Тонкая работа, за такой при случае любой барыга сотню зеленых запросто даст.
Шухарт наклонился, взялся за резную рукоять – и вдруг заметил, что на грязной шее странного пришельца, прямо под ухом едва заметно бьется жилка.
– Вот, значит, как… – слегка растерянно проговорил Рэд.
Помнится, еще Фараон Банкер, когда живой был, рассказывал – типа, брехня это, что в книжках пишут, мол, ежели нож или пуля под левую лопатку, так это сразу смерть. Сердце-то слегка вправо смещено, может его и не задеть. И даже если заденет, скажем, узким ножом или штыком, человек тоже не мгновенно на тот свет отправляется. Порой до минуты живет запросто, еще при этом успевая завалить своего убийцу, словно быка на бойне.
Камуфляж на спине раненого насквозь промок, будто на него банку земляничного сока опрокинули, но жилка на шее трепыхнулась снова. Возле основания клинка стало чуть темнее от притока свежей крови. Понятно – еще несколько ударов умирающего сердца, и парень уйдет в лучший мир, тихо, мирно, не приходя в сознание, без боли и мучений. Хорошая смерть, каждому б такую.
Но Рэд уже расстегивал куртку и рубашку, под которой у него был надет широкий матерчатый пояс с карманами, в которых лежали особые контейнеры с уникальными артефактами, вывезенными из далекой Украины. Он лишь на мгновение замер в задумчивости – а вдруг средство от всех болезней и любых ран сработает в последний раз и окаменеет, больше не набрав силы? Сталкерские легенды говорили, что такое случалось, если сунуть его в труп, говорят, кто-то продал даже Хрипатому Хью недорого такую каменную кувшинку – бесполезную, в качестве настольного сувенира. И еще одна мысль промелькнула, но Шухарт решительно отогнал ее в сторону. Любой сталкер верит в знаки, и случайно ли посреди «мясорубки» открылся портал, выплюнувший умирающего человека? Кто знает, может, Зона решила испытать его, Рэда, дать шанс на искупление?
В общем, дальше он действовал не думая. Схватился за костяную рукоять, выдернул окровавленный нож из спины умирающего, после чего с силой всадил «синюю панацею» в скользкую от крови рану, будто бил на поражение «плоской розочкой» – так в народе называют донышко разбитой бутылки с торчащими из него осколками. Умельцы, зажав такую штуку в ладони, резко втыкают ее лицо или в незащищенное брюхо жертвы, а потом проворачивают «розочку», вырывая при этом из тела нехилый кусок плоти.
Рана от ножа была неширокой, поэтому Рэд почувствовал ладонью, как трещит и рвется ткань камуфляжа вместе с плотью раненого под острыми лепестками редчайшего артефакта. Неприятное ощущение. Но еще более омерзительно было чувствовать, как, почуяв свежую кровь, «панацея» ожила, зашевелилась, словно большой паук, и медленно, неторопливо поползла внутрь человеческого тела. Шухарт аж невольно вздрогнул, столько было инородного, нереального в этом движении, будто вдруг в твоей руке ожило каменное украшение с ирреальным синим светом внутри и, словно крыса, принялось прожирать себе дорогу в теплом мясе.
Но сталкер продолжал давить, пока не почувствовал, что артефакт полностью проник в рану. Тогда он отнял окровавленную руку от неподвижного тела – и замер, потому как трудно было отвести взгляд от происходящего.
