— А Лукан заранее знал, что приступ окажется неудачным.
Кстати, опять в последние дни у этого человека откуда-то появилось много денег.
— Он богат. Какие-то родовые сокровища, имения. Он
рассказывал, но я не очень слушала.
— Варвара Андреевна, не так давно полковник пытался
занять у меня триста рублей, а затем в считанные дни, если верить Зурову,
спустил до пятнадцати тысяч. Конечно, Ипполит мог и приврать…
— Еще как мог, — согласилась Варя. — Но Лукан
и в самом деле проиграл очень много. Он сам мне сегодня говорил, перед тем как
уехать в Букарешт.
— Он уехал?
Эраст Петрович отвернулся и задумался, время от времени
покачивая головой. Варя зашла сбоку, чтобы видеть его лицо, но ничего особенно
примечательного не разглядела: Фандорин, прищурившись, смотрел на звезду Марс.
— Вот что, м-милая Варвара Андреевна, — медленно
заговорил он, и у Вари потеплело на душе — во-первых, потому что «милая», а
во-вторых, оттого что он снова начал заикаться. — Придется мне все-таки
просить вас о п-помощи, хоть я и обещал…
— Да я что угодно! — слишком поспешно воскликнула
она и прибавила. — Ради Петиного спасения.
— И отлично. — Фандорин испытующе посмотрел ей в
глаза. — Но з-задание очень трудное и не из приятных. Я хочу, чтобы вы
тоже отправились в Букарешт, разыскали там Лукана и п-попытались в нем
разобраться. Допустим, попробуйте выяснить, действительно ли он так богат.
Сыграйте на его тщеславии, хвастливости, г-глуповатости. Ведь он один раз уже
сболтнул вам лишнее. Он непременно распустит п-перед вами перья. — Эраст
Петрович замялся. — Вы ведь молодая, п-привлекательная особа…
Тут он закашлялся и сбился, потому что Варя от неожиданности
присвистнула. Дождалась-таки комплимента от статуи командора. Конечно,
комплимент довольно тщедушный — «молодая привлекательная особа», но все же, все
же…
Однако Фандорин немедленно все испортил.
— Разумеется, одной вам ехать ни к чему, д-да и странно
будет. Я знаю, что в Букарешт собирается д'Эвре. Он, конечно, не откажет взять
вас с собой.
Нет, положительно, это не человек, а кусок льда, подумала
Варя. Попробуй-ка такого разморозь! Неужто не видит, что француз кругами ходит?
Да нет, все видит, просто ему, как говорит Лушка, плюнуть и размазать.
Эраст Петрович, кажется, истолковал ее недовольную мину
по-своему.
— О деньгах не беспокойтесь. Вам ведь жалование
п-полагается, разъездные и прочее. Я выдам. Купите там что-нибудь,
развлечетесь.
— Да уж с Шарлем скучать не придется, — мстительно
сказала Варя.
Глава седьмая,
в которой Варя утрачивает звание порядочной женщины
«Московские губернские ведомости»,
22 июля (3 августа) 1877 г.
Воскресный фельетон.
«Когда ваш покорный слуга узнал, что сей город, столь хорошо
освоенный за минувшие месяцы нашими тыловыми завсегдатаями, во время оно был
основан князем Владом по прозванию Наколсажатель, известным также под именем
Дракулы, многое разъяснилось. Теперь понятно, почему в Букареште за рубль дают
в лучшем случае три франка, почему паршивенький обед в трактире стоит, как
банкет в „Славянском базаре“, а за гостиничный номер платишь, как за аренду
Букингемского дворца. Сосут, сосут проклятые вурдалаки русскую кровушку,
преаппетитно облизываются, да еще поплевывают. Всего неприятней то, что после
избрания третьеразрядного немецкого принца румынским властителем сия дунайская
провинция, самой своей автономией обязанная исключительно России, стала
попахивать вурстом да зельцем. Заглядываются бояре-господаре на герра Бисмарка,
а наш брат русак здесь наподобие двоюродной козы: за вымя тянут, а нос воротят.
Можно подумать, что не за румынскую свободу проливают на плевненских полях свою
святую кровь…»
Ошиблась Варя, сильно ошиблась. Поездка в Букарешт
получилась прескучной.
На отдых в столицу румынского княжества кроме француза
нацелились еще несколько корреспондентов. Всем было ясно, что в ближайшие дни,
а то и недели ничего интересного на театре военных действий не произойдет — не
скоро оправятся русские от плевненского кровопускания, вот и потянулась
журналистская братия к тыловым соблазнам.
Собирались долго, и выехали только на третий день. Варю как
даму посадили в бричку к Маклафлину, остальные поехали верхом, и на француза,
восседавшего на тоскующем от медленной езды Ятагане, смотреть пришлось издали,
а беседу вести с ирландцем. Тот всесторонне обсудил с Варей климатические
условия на Балканах, в Лондоне и Средней Азии, рассказал об устройстве рессор
своего экипажа и подробно описал несколько остроумнейших шахматных этюдов. От
всего этого настроение у Вари испортилось, и на привалах она смотрела на
оживленных попутчиков, в том числе и на разрумянившегося от моциона д'Эвре,
мизантропически.
На второй день пути — уже проехали Александрию — стало
полегче, потому что кавалькаду догнал Зуров. Он отличился в сражении, за
лихость был взят к Соболеву в адъютанты, и генерал вроде бы даже хотел
представить его к «анне», но взамен гусар выторговал себе недельный отпуск — по
его выражению, чтобы размять косточки.
Сначала ротмистр развлекал Варю джигитовкой — срывал на
скаку синие колокольчики, жонглировал золотыми империалами и вставал в седле на
ноги. Потом предпринял попытку поменяться с Маклафлином местами, а когда
получил флегматичный, но решительный отпор, пересадил на свою рыжую кобылу
безответного кучера, сам же уселся на козлы и, поминутно вертя головой, смешил
Варю враками о своем героизме и происках ревнивого Жеромки Перепелкина, с
которым новоиспеченный адъютант был на ножах. Так и доехали.
Найти Лукана, как и предсказывал Эраст Петрович, оказалось
нетрудно. Следуя инструкциям, Варя остановилась в самой дорогой гостинице
«Руайяль», спросила про полковника у портье, и выяснилось, что son excellence
[15]
здесь хорошо известен — и вчера, и позавчера кутил в
ресторане. Наверняка будет и сегодня.
Времени до вечера оставалось много, и Варя отправилась
прогуляться по фешенебельной Каля-Могошоаей, которая после палаточной жизни
казалась просто Невским проспектом: щегольские экипажи, полосатые маркизы над
окнами лавок, ослепительные южные красавицы, картинные брюнеты в голубых, белых
и даже розовых сюртуках, и мундиры, мундиры, мундиры. Русская и французская
речь явно заглушали румынскую. Варя выпила в настоящем кафе две чашки какао,
съела четыре пирожных и совсем было растаяла от неги, но возле шляпного
магазина заглянула ненароком в зеркальную витрину и ахнула. То-то встречные
мужчины смотрят сквозь и мимо!
