— Сами же велели не мямлить, — развел руками
генерал.
— Привезти Маклафлина в мешке, конечно, не дурно
бы, — задумчиво произнес канцлер, — да уж больно хлопотно и
ненадежно. Как бы самим в скандал не вляпаться. В Константинополе еще ничего, а
вот в Лондоне я бы не рекомендовал.
— Хорошо, — с горячностью тряхнул головой Мизинов. —
Если Маклафлин обнаружится в Лондоне, мы его не тронем. Но поднимем в тамошней
прессе скандал по поводу неблаговидного поведения британского корреспондента.
Английской публике проделки Маклафлина не понравятся, ибо в рамки пресловутой
fair play
[17]
они никак не вписываются.
Корчаков одобрил:
— А вот это дельно. Чтобы связать Биконсфильду и Дерби
руки, хватит и хорошего скандала в газетах.
Все время, пока шло это обсуждение, Варя незаметно, по
четверть шажочка, перемещалась поближе к Эрасту Петровичу и вот, наконец,
оказалась в непосредственной близости от титулярного советника.
— Кто это Дерби? — шепотом спросила она.
— Министр иностранных дел, — почти не шевеля
губами, прошелестел Фандорин.
Мизинов оглянулся на шептунов и грозно двинул бровями.
— Ваш Маклафлин, видно, тертый калач, без особых
предрассудков и сантиментов, — продолжил канцлер свои рассуждения. —
Если разыскать его в Лондоне, то можно еще до всякого скандала провести с ним
конфиденциальную беседу. Предъявить улики, пригрозить оглаской… Ведь случись
скандал, он конченый человек. Я британские обычаи знаю — в обществе ему никто
руки не подаст, хоть обвесься орденами с головы до ног. Опять же два убийства —
это не шутки. Уголовным процессом пахнет. Человек он умный. Если еще и хороших денег
предложить, да поместьем где-нибудь в Заволжье пожаловать… Может дать
необходимые сведения, а Шувалов использует их для давления на лорда Дерби.
Пригрозит разоблачением, и британский кабинет немедленно станет шелковым… Как,
генерал, клюнет Маклафлин на комбинацию угрозы и подкупа?
— Никуда не денется, — уверенно пообещал генерал.
— Я этот вариант тоже рассматривал. Для того и привел с собой Эраста
Фандорина. Без высочайшего одобрения назначить человека на такое тонкое дело не
посмел. Уж больно многое на карту поставлено. Фандорин находчив, решителен,
оригинального строя мысли, а главное, уже бывал в Лондоне с секретным,
наисложнейшим заданием и блестяще справился. Знает язык. С Маклафлином знаком
лично. Надо — похитит. Нельзя похитить — договорится. Не договорится — поможет
Шувалову организовать хороший скандал. Может свидетельствовать против
Маклафлина и сам как непосредственый очевидец. Обладает незаурядным даром
убеждения.
— А Шувалов кто? — прошептала Варя.
— Наш посол, — рассеянно ответил титулярный советник,
думавший о чем-то своем и, кажется, не очень-то слушавший генерала.
— Как, Фандорин, справишься? — спросил
император. — Съездишь в Лондон?
— Съезжу, ваше в-величество, — сказал Эраст
Петрович. — Отчего же не съездить…
Самодержец испытующе посмотрел на него, уловив
недосказанность, но Фандорин больше ничего не присовокупил.
— Что ж, Мизинов, действуй по двум направлениям, —
подытожил Александр. — Ищи и в Константинополе и в Лондоне. Времени только
не теряй, мало его осталось.
Когда вышли в адъютантскую, Варя спросила генерала:
— А если Маклафлин вообще не отыщется?
— Уж поверьте моему чутью, милая, — вздохнул
генерал. — С этим джентльменом мы еще непременно встретимся.
Глава двенадцатая,
в которой события принимают неожиданный оборот
«Петербургские ведомости»,
8(20) января 1878 г.
ТУРКИ ПРОСЯТ МИРА!
После капитуляции Вессель-паши, после взятия Филиппополя и
сдачи древнего Адрианополя, распахнувшего вчера ворота перед казаками Белого
Генерала, участь войны окончательно решилась, и сегодня утром в расположение
наших доблестных войск прибыл поезд с турецкими парламентерами. Состав задержан
в Адрианополе, а паши переправлены в штаб главнокомандующего, квартирующего в
местечке Германлы. Когда глава турецкой делегации 76-летний Намык-паша
ознакомился с предварительными условиями мира, то в отчаянии воскликнул: «Votre
armée est victorieuse, votre ambition est satisfaite et la Turkic est
détruite!
[18]
»
Что ж, скажем мы, туда ей, Турции, и дорога.
Так толком и не попрощались. На крыльце «походного дворца»
Варю подхватил Соболев, околдовал магнетизмом славы и успеха, увез в свой штаб
праздновать победу. Эрасту Петровичу она едва успела кивнуть, а наутро его в
лагере уже не было. Денщик Трифон сказал: «Уехали. Через месяц заходите».
Но месяц прошел, а титулярного советника все не было.
Видимо, найти Маклафлина в Англии оказалось не так-то просто.
Не то чтобы Варя скучала — наоборот. Как снялись с плевненского
лагеря, жизнь стала увлекательной. Что ни день — переезды, новые города,
умопомрачительные горные пейзажи и бесконечные торжества по поводу чуть ли не
ежедневных викторий. Штаб верховного переехал сначала в Казанлык, за Балканский
хребет, потом еще южнее, в Германлы. Тут и зимы-то никакой не было. Деревья
стояли зеленые, снег виднелся только на вершинах дальних гор.
Без Фандорина заняться было нечем. Варя по-прежнему
числилась при штабе, исправно получила жалованье и за декабрь, и за январь,
плюс походные, плюс наградные к Рождеству. Денег накопилось изрядно, а тратить
не на что. Хотела раз в Софии купить очаровательный медный светильник (ну
точь-в-точь лампа Аладдина) — какое там. Эвре и Гриднев сцепились чуть не
до драки — кто преподнесет Варе безделушку. Пришлось уступить.
