– Нет-нет, чаю выпейте и посидите немного, – запротестовала хозяйка. – Нельзя на мороз разгоряченным, Вы что!
Название улицы, на которой жила Софья Павловна, не сказало Владлену Семеновичу ровным счетом ничего.
– Неудивительно, – улыбнулась та. – Улицу нашу никто не знает… да и откуда бы, спрашивается? Название ее ни на одном из домов не указано, в справочниках она не значится – да и нигде не значится.
– Я тоже живу на улице, которая не значится нигде, – на 4-й Брестской… Но у нас, по крайней мере, в начале улицы название на первом доме стоит.
– Это все разные степени засекреченности, – кивнула Софья Петровна. – 4-я Брестская, видимо, где-то у Белорусского, там трудно совсем засекретить. А наш район – один из самых засекреченных в Москве, мы около Марьиной рощи находимся… гиблое место. Многие даже в уме повреждаются, – доверительно сообщила она, понизив голос. – Считают, что и их самих не существует. Я тоже на пути к этому.
– На пути к…
– К сумасшествию, – помогла ему Софья Павловна. – Пока муж был жив, мы еще друг друга как-то убеждали, что реальные, а теперь… теперь я в сомнении, но тут это у всех. Хотя, казалось бы, именно у меня сопротивляемость выше должна быть, как раз из-за мужа: мужу-то моему про такие засекреченные районы Москвы все было известно. По службе.
Из дальнейшего разговора, который затянулся до позднего вечера, выяснилось, что скончавшийся три года назад муж Софьи Павловны работал начальником первого отдела… неважно где, Владлен Семенович, да и какая теперь кому разница. Таких, как муж, и поселяли на засекреченных улицах, или чаще – в засекреченных районах Москвы, состав населения которых тщательно контролировался… Вы ведь понимаете, Владлен Семенович, Вы и сами на засекреченной своей улице не случайно, наверное, оказались. Ну, вот видите, участковый помог – доверяет Вам, значит, да и как не доверять, когда имя у Вас Владлен, понятно же…
Владлен Семенович про имя смолчал, но признался, что на 4-ой Брестской он, вообще-то, новенький.
– Наверное, раз новенький, не вполне Вы там себя хорошо чувствуете, правда ведь? Вы там хоть разговариваете с кем-нибудь?
Владлен Семенович рассказал о Соколовых, об Иване Петровиче.
– Никакой он не Иван Петрович, имя явно придуманное! – рассмеялась Софья Павловна. – И Соколовы – придуманная фамилия: больно нейтральная. Да в таких местах под своими именами и не живут.
– Я под своим живу, – не по делу встрял Владлен Семенович, с осторожным состраданием взглянув на Софью Павловну.
– Не бойтесь обидеть меня, – поспешно сказала она. – Я же сама предупредила Вас, что нахожусь на пути к сумасшествию. Да и Вы на том же пути, об заклад бьюсь. Только Вы в самом начале пути…
А ведь точно!.. И Владлен Семенович рассказал ей о своих наблюдениях за 4-й Брестской, о людях, словно избегающих жить, о двух НИИ в его доме.
– Вот-вот, – кивала Софья Павловна. – Но на самом деле все это, конечно, абсолютно не так, как Вы рассказываете. На самом деле, 4-я Брестская, хоть и засекреченная, – вполне нормальная улица… только Вам, Владлен Семенович, уже начинает мерещиться всякое. Как и всем нам, из таких районов. А вот что касается Вашей истории про эти НИИ, то, извините меня, она – бред: Институт мозга, я точно знаю, совсем в другом месте находится. В общем, Вы бредите – и поверьте, я знаю, что говорю: сама брежу.
– Но как-то ведь я оказался здесь, у Вас! – воскликнул Владлен Семенович, упрямо не желая расписываться в собственной невменяемости.
– А почему Вы так уверены, что Вы здесь, у меня? – с интересом посмотрела на него Софья Павловна. – Это крайне сомнительно. Если учесть, что я не существую.
23. ПАЛ АНДРЕИЧ ПРОТРЕЗВЕЛ
Стыдно, стыдно, стыдно. Так говорил себе дед Антонио, но ничего не предпринимал. А должен был! Должен был, да все откладывал: куда откладывал? Словно в столбняке находился: собирался каждый день – и ни с места.
Что касается Льва, то Лев нес какую-то чушь – полную и окончательную, как победа социализма во всем мире. Будто бы в школе все до одного знали: Вера потому больше не учится, что уехала в Ленинград, к бабушке, где сейчас ее родители. Бабушка якобы болела – и там, в Ленинграде, собрались все родственники… А вот Вериной улицы, 8-й Песчаной, Лев, по его словам, не нашел. Песчаные улицы с номерами начинались 1-й и заканчивались 3-й Песчаной, дальше ничего не было.
– Как же это – «ничего», Лев? Не может быть, чтобы ничего!
– Да нет, улицы-то там и дальше есть разные… да только вот никаких Песчаных с номерами нету уже. С номерами только две, плюс просто Песчаная… Новопесчаная, имеется еще площадь Песчаная и Песчаные переулки, их тоже сколько-то, но они не в счет. А триста седьмой автобус, на котором мы тогда к Вере добирались, больше от метро «Аэропорт» не ходит.
– Триста седьмой оттуда и вообще никогда не ходил, насколько я помню…
– В тот вечер ходил! И мальчик еще в нем ехал, Эдик, который всех пассажиров пальчиком трогал! И Вера сказала, что она Эдика этого не впервые видела – он, будто бы, всегда всех трогает…
– Кто-то из вас… – из нас – с ума сходит, Лев. Закажи такси, таксист любую улицу сам найдет.
– Как таксист может найти то, чего больше нет? Я и в справочную звонил… не существует, говорят, такой улицы в Москве.
– Однако в тот вечер таксист ведь нас на нее привез!
– Вечер такой был, деда… особенный такой вечер. И Вера была, и 8-я Песчаная была. Но исчезли.
– Да как же исчезли-то, Лев?
– Как бабушка…
Наконец – после двухнедельного перерыва – Лев снова пошел в школу… слава Богу, что хоть это. А то деду Антонио неловко было бы в третий раз звонить завучу и рассказывать про головокружения, которые, дескать, теперь у Льва случаются постоянно, – не было у Льва таких уж постоянных головокружений. Лев просто оставался дома – словно чувствовал что-то… но как, как мог он чувствовать, когда неоткуда было ему узнать правду про деда Антонио? Старые большевики исключались: он с пристрастием допросил участкового врача о состоянии своего здоровья… – тот был спокоен, как дитя! А Митя, фронтовой Митя, под пистолетом ничего Льву не сказал бы.
Но сегодня Лев вернулся в школу – так что, даст Бог, перестраховщик он старый, этот дед Антонио!
Переждав полчаса после ухода Льва, Антон Петрович набрал справочную и минут десять поругался с телефонистской, пытавшейся втемяшить ему, что не мог, ну не мог он посещать кого бы то ни было две недели назад на 8-й Песчаной улице, ибо нету такой в природе. Была ли когда-нибудь раньше… да кто ж знает, гражданин? Может, теперь это улица Сальвадора Альенде, но вряд ли: вроде бы, та была раньше 7-я… Вот 2-я Песчаная теперь – определенно Георгиу-Дежа. Кто живет на Сальвадора Альенде 9, квартира 10?… а Вам кто нужен-то, гражданин?… Вот Вера Кузьмина там уж точно не живет, там вообще не Кузьмины живут!.. Нет, не могу сказать, кто живет. Во-первых, это не 8-я Песчаная, про которую Вы спрашивали, а Сальвадора Альенде, про которого… про которую Вы не спрашивали. Во-вторых, Вер Кузьминых в Москве десятки, если не сотни… Не-со-вер-шен-но-лет-ня-я? Несовершеннолетних, гражданин, в телефонных справочниках вообще не указывают! В милиции разбирайтесь… в отделе по делам несовершеннолетних.
