И тут он, ученик седьмого, стало быть, класса «А» впервые в жизни потерял сознание. Потом, с промежутками в годы, это случилось еще четыре раза – и кончилось. Навсегда.
Когда он очнулся от первого своего обморока, над ним светились глаза Николая Федоровича, дикой доброты и страстности глаза, в которых так и стояло: нет ничего, мальчик, всё только игра света… И он понял, что никогда уже этого не забудет.
Если можно влюбиться в тяжелого ангела в наглухо застегнутом френче, то он влюбился тогда в Николая Федоровича.
А потом пришло время выставлять оценки за год. И Николай Федорович, прямо на уроке, сказал, глядя теми же светящимися глазами прямо ему в сердце:
– Через две недели я буду экзаменовать Вас. При всех. Одного у доски. По всему учебнику: с первой страницы до последней. Ошибка – и Вы пойдете на экзамен вместе с остальными. Там Вы сможете получить любую оценку от единицы до четырех. Ни одной ошибки – получите пять на месте.
Учитель не спросил, хочет ли этого ученик (ученик не хотел) – он просто поставил его в известность: будет так, и эта игра – не на жизнь, а на смерть. Игра с Богом, который – один – знает физику на пять.
Экзамен продолжался ровно столько, сколько нужно было, чтобы пролистать учебник физики с первой страницы до последней. Класс переворачивал страницы вместе с Николаем Федоровичем. Ни одной ошибки сделано не было. Николай Федорович глухо сказал: «Пять» – и, ни с кем не попрощавшись, вышел. Когда Николай Федорович перешагивал порог, на секунду показалось, что что-то в Николае Федоровиче сломалось, внутри, – и он испугался за Николая Федоровича.
Это была первая и последняя завучская пятерка по физике в их школе.
Через много лет он встретит Николая Федоровича гуляющим с красивой взрослой дочерью и крепкой деревянной тростью по Городскому саду в Твери. И он обнимет Николая Федоровича, и сокрушится от того, что физика ничем не стала в его жизни… простите, простите меня.
– Не на чем, – скажет Николай Федорович и опять посмотрит ему в сердце. – Вы так и так получили пятерку не за физику. На пять знает физику только Господь Бог. Это была пятерка за веру.
И он отправиться гулять дальше: с красивой взрослой дочерью и крепкой деревянной тростью.
Нет ничего, мальчик, всё только игра света…
Нет ничего.
Вот почему к тридцати годам ему так и не стало понятно, существует ли он.
Ему и сейчас это непонятно.
Ихь раухе нох ди летцте Цигаретте
(Ja vykurju jesche poslednjuju sigaretu)
Унд лег нохмаль ди альте Плятте ауф
(I snova postavlju etu staruju plastinku).
Вэр эр нох да, данн вайс ихь эс, эр хэтте
(Bud’ on jetsche sdes, ja znaju, jemu by dostalos)
Майн Хэрц гекригт им Зоммершлюсферкауф
(Mojo serdce s poslednej letnej rasprodazhi).
Эр хис нихьт фон Оэрцен
(Jego zvali ne von Oerzen),
Эр хис айнфах Том
(Jego zvali prosto Tom),
Унд альс эс им шлехьт гинг
(I, kogda dela ego stali plohi,)
Шриб ихь им: ихь ком
(Ja napisala jemu: jа jedu).
Да за ихь ди Вархайт
(Tut-to mne i otkrylas pravda),
Да хатте ихь Клярхайт
(Tut-to i stalo mne jasno),
Эр хат михь белёген
(On lgal mne),
Унд дас нихьт цу кнап
(A eto ne pustjak).
Эр шпрах фон фамилие
(On rasskazyval o semje)
Унд блауэм Блют
(I o goluboj krovi),
Эр вар айн Гановэ
(On byl moshennik),
Унд дас нихьт маль гут
(I eto sovsem ne horosho).
Ихь габ им дас Летцтес
(Ja otdala jemu posledneje),
Фраг нихьт, вэр эрзетцт эс
(Ne sprashivaj, kto vozmestit eto),
Нихьт маль фон дер Штойер
(za eto dazhe hotja by ot naloga)
Зэтц ман зо вас аб
(i to ne osbozhdajut).
Унд дас шлёс, фон дем эр шпрах
(I zámok, o kotorom on rasskazyval),
Вар айн Форхэнгешлёс
(byl navesnym zamkóm)
Ин дем Келлер, ин дем эр зихь эршос
(Ot podvala, v kotorom on zastrelilsja).
Эр хис нихьт фон Оерцен
(Jego zvali ne von Oerzen),
Дох дас вар мир гляйхь
(No mne eto bylo vsjo ravno).
Золянг ихь ин либтэ
(Poka ja ljubila jego),
Да вар ихь зо райхь
(Ja byla takoj bogatoj):
Эр хат мир им Лебен
(On dal mne v zhizni)
Зо филес гегебен
(Tak mnogo),
Дох дан кам дер гросэ
(A potom sluchilsja)
Цапфенштрайхь
(Polnyj obval).
Большая страна и маленькая страна.
Может быть, дело и вообще только в этом.
– Вы из какой страны?
– Из большой, а Вы?
– Из маленькой.
– Тогда – извините. Всего доброго!
– Ничего… до свиданья!
И – в разные стороны, ибо о чем же разговаривать этим двум совершенно разным людям?
Когда он ехал в Данию, он, разумеется, знал, что едет в одну из самых маленьких стран мира, – ему казалось, что государственные границы в этой стране должны быть просто отовсюду видны. Границ оказалось две: одна пролегала по суше, с Германией, другая – по морю, со Швецией. Но ни одна, как ни странно, видна не была. Выяснилось еще, что когда едешь по Дании – часами, страна воспринимается как большая: вот же, едешь ведь… – часами!
Ощущение «большой-маленький» оказалось не пространственным ощущением. А вот каким, если не пространственным, – это хороший вопрос, как говорят в Дании о вопросе, на который трудно ответить.
Хороший такой, значит, вопрос…
То, что ответ надо искать в головах людей, а не во внешнем мире, он понял почти сразу. Скажем, в русской голове ветер гуляет и кораблик подгоняет, а в датской… в датской не гуляет и не подгоняет. И не потому, что голова меньше, а потому что места в ней – свободного – мало: не особенно разгуляешься. Да и всякий кораблик на учете. А потом… на каждом шагу – сторож какой-нибудь, с колотушкой.
Если в Москве кто-нибудь обращается к тебе с вопросом на иностранном языке, английском, допустим: а вот как бы пройти к Большому театру? – ты либо объясняешь, как пройти к Большому театру, либо отправляешь спросившего куда-нибудь… куда Макар телят не ганивал. А спроси – хоть и на том же английском – в Копенгагене, как к Королевскому театру пройти, тебе сразу – встречный вопрос: where are you from?
