– Значит, в этом и есть причина Вашего предпочтения Абсолютно Правильной Окружности из спичек – мне? – прозвучал в тишине сада горький вопрос.
– Нет-нет, что Вы! – боясь ненароком ранить его, поспешила с ответом неверная Кунигундэ. – Причина не в этом! Она в том, что я всем своим сердцем предана идее построения Абсолютно Правильной Окружности из спичек. А отрицательного персонажа, кстати, можно любить так же страстно, как и положительного, – в мировой литературе масса тому примеров. Взять хотя бы Евгения Онегина – как его любила Татьяна Ларина!
– Я бы не назвал Евгения Онегина отрицательным персонажем – подобным, например, мне: с моими развязными замечаниями, быстрой сменой настроений, упорным желанием спилить ни в чем не повинную старую грушу и овладеть Вами. Все это характеризует меня как человека, у которого нет ни ума, ни сердца. Но вспомните, что говорит Евгению Онегину сама Татьяна Ларина: «Как с Вашим сердцем и умом, – говорит она, – быть чувства мелкого рабом?» То есть, Татьяна Ларина отнюдь и отнюдь не отказывает Евгению Онегину в наличии сердца и ума – Вы согласны? А значит, он положительный герой.
Неверная Кунигундэ решительно помотала головой:
– Нет, не согласна. Татьяна Ларина действительно говорит, что у Евгения Онегина есть сердце и ум, но, если разобраться, сердце и ум есть у каждого – и по этому признаку Евгений Онегин ничем не отличается от других представителей человечества. Был бы он положительный герой, она бы сказала: «Как с Вашим добрым сердцем и выдающимся умом быть чувства мелкого рабом?»
– Так в размер не влезло бы – Вы что, с ума сошли? – ни с того ни с сего разорался благородный Эдуард. – Они же там все четырехстопным ямбом разговаривают!
– Причем тут метрика-то? – обалдела неверная Кунигундэ. – По-вашему, поэт вложил в уста Татьяны Лариной эти слова только потому, что иначе с четырехстопным ямбом не справился бы? Уж не сомневаетесь ли Вы в мастерстве Пушкина?
– Сомневаюсь, – нагло ответил благородный Эдуард.
– Ну и дрянь же Вы после этого! – с обидой за солнце русской поэзии бросила ему в лицо неверная Кунигундэ, лица, впрочем, не повредив.
Тут старая груша под ней хрустнула, и неверная Кунигундэ упала на землю – прихлопнутая тяжелым чемоданом.
– Вот теперь-то я и овладею Вами! – с низкой страстью прошептал благородный Эдуард и, ногой отшвырнув чемодан, стремительно изнасиловал неверную Кунигундэ.
Впрочем, та, казалось, не обратила на это никакого внимания.
– Я изнасиловал Вас, – уточнил благородный Эдуард растерянно.
– Ничего подобного, отщепенец! – в лицо ему рассмеялась неверная Кунигундэ. – Я отношусь к только что произошедшему всего-навсего как к очередной измене благородному Эдуарду… – на сей раз с одним маньяком вроде Вас.
Это заявление поставило благородного в кавычках Эдуарда в тупик: подлец перестал понимать, кто он такой. Однако через некоторое время он догадался, что неверная Кунигундэ нарочно расщепила его индивидуальность, чтобы сохранить в себе светлую память о былом.
– Какая же Вы изобретательная… – произнес он и нехотя покинул тупик, в котором находился: положительный персонаж, на глазах переродившийся в отрицательного, теперь уже противный всем.
Неверная Кунигундэ облегченно вздохнула и встала с земли. Поправив на себе платье и подхватив чемодан, она с радостью осознала, что зовут ее теперь просто Кунигундэ, ибо быть неверной ей больше некому.
– Слава Богу! – вслух сказала Кунигундэ. – А то я уже начинала уставать от беспорядочных контактов…
И она отправилась на суд истории – к тому времени уже, увы, закончившийся. Подойдя к зданию суда истории, Кунигундэ увидела, как из него выходит постаревший века на три Редингот.
И Париж поплыл у нее перед глазами, а потом и вовсе уплыл куда-то на север…
Когда Кунигундэ очнулась, Редингот, мягко придерживая, вел ее куда-то.
– Где я? – спросила она.
– Вы в небольшом городе Змбрафле, – ответил Редингот.
– А что я тут делаю?
– Вы только что пришли в себя, – отрапортовал Редингот. – И теперь я сопровождаю Вас на чрезвычайное собрание, куда приглашены все желающие и не желающие.
– Когда же я успела выразить желание и нежелание? – озадачилась Кунигундэ.
– Вы не успели ничего выразить, – сказал Редингот. – За Вас это сделали миллионы.
В тот же момент к Рединготу подбежала девочка: Кунигундэ бросилось в глаза ее яркое платьице в красный горошек. Редингот поднял ребенка на руки.
– Это дочка Марты, ее зовут Татьяна и Ольга, – объяснил Редингот, – в честь героинь романа «Евгений Онегин».
– Красивое имя, – улыбнулась Кунигундэ. – Сколько ей?
– Три года. Ровно столько, сколько Вы приходили в себя.
Они ступили в зал – и взору Кунигундэ, даже не успевшей произнести «как долго я спала!» – предстали миллионы.
– Здравствуйте, миллионы, – громко поприветствовала она их.
Миллионы – вопреки ее и моему ( замечание автора ) ожиданию – ничего не ответили.
Между тем Редингот уже подводил ее к одному из двух свободных мест в последнем ряду. Кунигундэ опустилась в кресло – Редингот осторожно уселся во второе свободное, расположив на коленях до умопомрачения тихую Татьяну и Ольгу.
Кунигундэ пыталась рассмотреть тех, кто сидел на сцене. Видно было плохо.
– Почему у нас такие скверные места? – шепотом спросила Кунигундэ Редингота.
– Такие выделили. – В голосе Редингота звучала незнакомая Кунигундэ покорность. – Карл Иванович выделил.
– Внутренний эмигрант? – со смехом спросила Кунигундэ: о Карле Ивановиче она знала по рассказам Редингота.
– Тш-ш-ш… – только и успел сказать Редингот, после чего к Кунигундэ тут же подошли два каких-то увальня и, встав по обеим сторонам кресла, представились:
– Увальни.
И добавили:
– Пройдемте.
Татьяна и Ольга заплакала – Редингот в испуге зажал ей рот ладонью.
– Это куда ж такое «пройдемте»-то, увальни? – иронично взглянула на увальней Кунигундэ. Они не ответили.
Кунигундэ растерянно поднялась и посмотрела на Редингота.
– Что происходит? – спросила она глазами.
Взгляд Редингота был спокойным и усталым. «Не сопротивляйтесь, – прочитала Кунигундэ в этом взгляде. – Просто следуйте за увальнями. Вам, скорее всего, сделают внушение и отпустят, только не дерзите им, как Вы любите. Они все мертвецы. Сюда уже не возвращайтесь: опасно. Встретимся в супермаркете “Упокой”, отдел “Колготки”, в половине шестого вечера».
Увальни мягко, но крепко взяли Кунигундэ под руки и начали выводить из зала. Она успела увидеть, как на трибуну бодрой походочкой поднялся упитанный старик в соболях. «Карл Иванович!» – догадалась Кунигундэ. Зал аплодировал новоприбывшему стоя. Кунигундэ обернулась к Рединготу. Тот тоже привстал.
