– Никак, – вздохнул Деткин-Вклеткин.
– Но разве перемены в личной жизни не всегда отражаются на общественной деятельности? – совсем далеко зашли в своем любопытстве Случайный Охотник и Хухры-Мухры.
Тут уж настало время Деткин-Вклеткину оторопеть. Оторопев, он спросил:
– Что Вы называете «общественной деятельностью»?
– Так… построение Абсолютно Правильной Окружности из спичек, – растерялись собеседники, – разве это для Вас не общественная деятельность?
Деткин-Вклеткин предусмотрительно схватился за бока – и только после этого расхохотался:
– Во-о-от вы о чем! Ну нет, дорогие мои… построение Абсолютно Правильной Окружности из спичек никогда – слышите, никогда! – не было для меня сферой общественной деятельности, что я и попросил бы Вас зарубить друг у друга на носах. Фигурально, конечно, выражаясь! – добавил он, заметив опасное движение Случайного Охотника в сторону висевшего у него на поясе ледоруба.
Случайный Охотник отпустил ледоруб, но не проследил за челюстью – и челюсть у него отпала. У Хухры-Мухры тоже отпала, но он справился с ней быстрее, чем Случайный Охотник, и спросил:
– То есть… как же… не было сферой общественной деятельности? Что же это, если не труд во славу величайшей из идей человечества, от имени которой Вы мою юрту сносить хотели? – Хухры-Мухры внезапно очень захотелось начинать жалеть свою юрту, хоть и давно пропавшую из виду.
– Величайшая из идей человечества… – вздохнул Деткин-Вклеткин, – всегда была для меня воплощена в Марте. Так что Абсолютно Правильная Окружность – мое сугубо личное дело. Это ради Марты я шел за идеей и хотел сносить вашу юрту.
– Ради женщины… бабы! – взревел эскимос Хухры-Мухры, тонко воспроизведя интонацией этически сложный фрагмент русской народной песни «Из-за острова на стрежень» (а именно фрагмент «нас на бабу променял!» – если кто-то не понял того, на что я так прозрачно намекаю).
Эскимосу Хухры-Мухры показалось, будто чужая земля уходит из-под его ног.
– Вы… Вы… – зашелся он, – Вы же вот сейчас стоите и… стоите и лишаете меня единственного, что у меня есть!
– А что у Вас есть? – ради интереса спросил Деткин-Вклеткин.
– Возможность мыслить масштабнo, вот что! – взлетел под небеси Хухры-Мухры.
– Подумаешь… – не осознал размеров трагедии Деткин-Вклеткин. – Невелика потеря!
– Да Вы же… Вы же кто – после этого? – Было понятно, что Хухры-Мухры задал этот вопрос самому себе. От него самого присутствовавшие и ждали ответа, который последовал непродолжительное время спустя и имел вид приговора: – Вы же после этого на-се-ко-мо-е!
Деткин-Вклеткин попытался примерить на себя новый идентитет, но идентитет не налезал.
– Придется объясниться, – смущенно сказал он эскимосу.
– И объяснюсь! – крикнул тот и немедленно впал в риторику. – Я думал, что Вы титан! Я думал, что Вы колосс! Я думал, что Вы… атлант, который держит на себе мироздание! Который управляет светилами и стихиями… Устами которого глаголет универсум… И мощной дланью которого я, заполярное ничтожество, причислен к клану небожителей. До Вашего прихода жизнь моя была пуста и бесцветна. Вы дали ей содержание, дали краски, Вы раскрыли мне глаза на то, что не единой вяленой нерпой жив человек, но и идееееююю… – Тут Хухры-Мухры запутался в гласных, упал в степную траву и зарыдал.
– Вон как убивается, – подал голос Случайный Охотник и с интересом инженера человеческих душ уставился на сотоварища. – Мне бы так ни в жисть не убиться!
Эскимос выл и катался по степной траве.
– Я только не понимаю, чего он так… – поделился недоумением Деткин-Вклеткин.
– Ну, как же – чего… – взял на себя роль толкователя Случайный Охотник. – Он-то думал, что для всего универсума старается, а выходит, что для ба… подружки Вашей одной!
Деткин-Вклеткин надолго задумался. Потом сказал:
– А вот и не выходит так, как Вы говорите. Куда ни повернуть – Марта есть часть универсума.
– Да никто и не сомневается, что она часть универсума, – заторопился Случайный Охотник. – Часть, но не весь универсум!
– Весь универсум больно абстрактен, чтобы жертвовать для него жизнью, – твердо и строго сказал Деткин-Вклеткин. – И тот, кто не понимает этого, – дурак.
– Ну вот, – приняв последнее заявление на свой счет, отвлекся выть и кататься по степной траве Хухры-Мухры, – он меня еще и дураком называет!
– Дураком я называю не Вас, – уточнил Деткин-Вклеткин. – Дураком я называю Случайного Охотника. – А Вас я пока никак не называю. Но сейчас назову. Я называю Вас расчетливой тварью.
Услышав такое, эскимос Хухры-Мухры даже привстал с травы. Чрезмерность оскорбления сделала свое дело: он на секунду лишился дара речи. Не дождавшись окончания этой секунды, Деткин-Вклеткин сказал:
– Если Вас интересует, почему я так Вас называю, то… как же Вас иначе называть?
– Некоторые в прежние времена называли меня зайкой… – вновь обретя дар речи, поделился воспоминаниями Хухры-Мухры.
– Вот и избаловали Вас, – развел руками Деткин-Вклеткин.
Помолчали.
– А что делает меня расчетливой тварью? – поинтересовался наконец Хухры-Мухры.
– Объясню Вам, – терпеливо начал Деткин-Вклеткин. – Расчетливой тварью делает Вас прежде всего то, что Вы, если и готовы постараться, то никак не меньше, чем для мироздания в целом. Часть универсума для Вас ничто – Вам весь универсум подавай, иначе Вы и пальцем не пошевельнете. – На этом месте терпение Деткин-Вклеткина вдруг лопнуло с характерным треском, и, схватив эскимоса за шкирку, Деткин-Вклеткин разразился уже просто бранью в его адрес: – Мыслит он теперь масштабно, видите ли! И разговаривает только с титанами – как минимум. А с кем помельче – ни-ни… эх! Вот зарвался-то, прости-Господи! Нет уж, голубчик, как были Вы заполярным ничтожеством – так заполярным ничтожеством и остались. Титаны не торгуются! Титанам все равно, жертвовать собой для универсума или для кого-нибудь одного.
– Отпустите шкирку, – хрипло сказал Хухры-Мухры, – задушите ведь!
С гневом и презрением Деткин-Вклеткин отшвырнул эскимоса от себя далеко в степь. И – отряхнул руки.
– Здесь его и бросим? – с едва слышной жалостью спросил Случайный Охотник.
– Да не бросим, конечно, – успокоил его Деткин-Вклеткин. – Но стоило бы! А то – ишь: титаны, колоссы, атланты… мания величия просто!
– У меня тоже мания величия была, помните? – косвенно защитил друга Случайный Охотник. – Когда я себя в «Огнях Заполярья» рядом с Мадонной видеть хотел. Но вот же… я раскаялся в своих притязаниях на Мадонну – и теперь стал простым смертным.
Деткин-Вклеткин бросил на него подозрительный взгляд:
– Только помните и дальше, что Вы простой смертный… а то иногда Вы тоже на атланта смахиваете!
