- Вы уже говорили, для чего, - напомнил Аид Александрович.
- Не срывайте мне товарищеский суд, - приказала председатель-Сычикова-З.И., румяная вся. - Я вкратце расскажу о том, что случилось у нас в отделении.
- Можно выйти? - спросил Аид Александрович.
- То есть как это выйти? Куда выйти?
- Ну, я пока бы сходил… мне стыдно сказать, куда. Тем более, я знаю, что случилось у нас в отделении.
- Не один Вы знаете. - Председатель-Сычикова-З.И. вступилась за коллектив. - Все знают. Но сидят же! И вы сидите.
- И мне сидеть? - обособился Рекрутов.
- Конечно. Вы ведь не исключение!
- Не исключение, - согласился Рекрутов. - Я просто спросил, касается ли Ваше распоряжение и меня, как всех… Что, спросить нельзя?
- Хорошо, спрашивайте. - Председатель-Сычикова-З.И. начала ждать. И не дождалась. - Чего же Вы молчите?
- Спросил уже, - объяснил Рекрутов. - Вы даже уже ответили. Что ж сто раз одно и то же спрашивать?
- Так… я продолжаю. Меня вызывали кое-куда по-Вашему обоих вопросу… - Председатель-Сычикова-З.И. выразительно взглянула через потолок прямо в небо. - Просили разобраться и доложить.
- Докладывайте! - распорядился Аид Александрович.
- Сначала пусть разберется, - посоветовал Рекрутов и добавил: - Фиг она разберется: тут сам черт ногу сломит. - И неприятно хихикнул, мелко.
- Я просила бы соблюдать… - зашлась председатель-Сычикова-З.И. - И дать мне наконец рассказать подоплеку. Подоплека была такая: первого апреля все мы с глубоким прискорбием узнали, что Аид Александрович сошел с ума. Узнав об этом…
- Я тоже, между прочим, сошла с ума, - обиделась на невнимание нянька Персефона.
- Хорошо, после! Так вот… Узнав об этом, нас охватило большое волнение, потому что мы привыкли видеть в Аиде Александровиче не только заведующего отделением соматической психиатрии, но и человека.
- Когда это Вы успели привыкнуть? - не выдержал Аид Александрович.
- Поэтому, - не-обращая-внимания-на-происки, торопилась председатель-Сычикова-З.И.. - нас не могло оставить равнодушными это его помешательство, которое мы приняли глубоко к сердцу. Весь день первого апреля мы провели в искреннем волнении, многие из нас лишились сна и отдыха…
- Вот это напрасно! - по-ходу-дела комментировал Аид.
- …сна и отдыха, да. И были охвачены тревогой за судьбу нашего друга и коллеги. Отделение соматической психиатрии и некоторые из больных буквально осиротели…
- Почему только некоторые из больных? Все осиротели! Я и сам осиротел! - Аид не отставал…
- Когда к вечеру того же дня я застала в раздевалке медсестру Кабанову, мне даже показалось, что глаза ее застилали горькие слезы. Практически ни один человек не остался безучастным. Уже в четыре часа члены месткома собрались в ординаторской, чтобы решить, чем можно помочь жене и близким сумасшедшего. Мы приняли постановление купить цветы супруге Медынского А.А. и пойти к ней на другой день для оказания посильной помощи в дальнейшем…
- Почему в дальнейшем? Сразу надо оказывать!
- Были собраны материальные средства, некоторую значительную сумму выделили из фонда месткома…
- А куда она делась? Мне не давали!
- Но каково же было наше, я не побоюсь назвать это своим именем, негодование, когда на следующий день мы узнали, что то была только грубая первоапрельская шутка!
- Дерьмо я, - признался Аид Александрович и уронил голову на пол. - Какое же я дерьмо!
- И я дерьмо, - присоединился Рекрутов.
- Мы все дерьмо, - обобщила нянька Персефона.
- Не нужно говорить за всех! - с чувством собственного достоинства произнесла председатель-Сычикова-З.И.
- Да! - горячо подхватил Аид Александрович. - Пусть председатель-Сычикова-З.И. сама скажет, что она дерьмо!
- Ну это уж… я не знаю, конечно… Товарищи! Я не буду тут перед вами умалять значения Медынского А.А. как врача и профессора, но сейчас он интересует меня как личность. И личность эта вызывает мое глубокое волнение.
- Наверное, Вы влюблены в меня, - элегически заметил Аид Александрович.
- Нет… мое волнение связано с другим.
- Кто он, коварная? - взревел Аид.
- Шуточки Ваши - плоские.
- Плотские? - Аид сексуально улыбнулся.
- Я не буду говорить, - решила наконец председатель-Сычикова-З.И.
- Не обижайтесь, лапочка. - Рекрутов сложил руки на груди. - У Аида Александровича просто настроение хорошее. Судите дальше нас!
- Отстаньте.
Аид Александрович встал и поскреб лысину.
- Тогда я сам буду судить себя, - сказал он самоотверженно. - Беспощадно и бескомпромиссно. - И вдруг рявкнул: - Встать! Суд идет!
- Я не позволю превращать судилище в балаган! Как председатель товарищеского суда я выношу Вам протест. И считаю Ваше поведение неприличным для человека!
- Уймись, - устало попросила нянька Персефона. - Что ты орешь-то? Ну, пошутил человек - с кем не бывает?
Все смотрели на председателя-Сычикову-З.И. с интересом. Ей пришлось встать.
- У меня все, - сказала она.
- А меня, что ж, не будут судить? - Нянька Персефона, кажется, всерьез считала себя в чем-то виноватой.
- Вас-то за что? - смеялись вокруг.
- Ну как же… Я ведь вас-то веником охаживала, словами поносила погаными… машину вот разбила! - Она кивнула на пишущую машинку, которую давно уже починили. - Надо, значит, и меня судить по справедливости, по советским законам!
- Серафима Ивановна, Вам будет дано слово, а пока попрошу не вмешиваться. Так, товарищи, какие будут предложения? Продолжать товарищеский суд или как?
- Продолжать! - послышались веселые голоса. - Слово имеет записавшаяся Тюрина Ольга Тимофеевна.
Записавшаяся Тюрина Ольга Тимофеевна сначала никак не отделялась от стула, но потом все-таки отделилась, чего никто уже не ожидал.
- Толста ты, гляжу я на тебя, Тимофевна, - усугубила нянька Персефона, кручинясь. - Прямо в зоосаде тебя показывать, да смотреть не пойдут!
Тюрина Ольга Тимофеевна не обижалась, когда с ней попросту, по-народному.
- Все мы знаем Медынского Аида Александровича, - начала она без комплексов, - около сорока лет проработавшего в институте. За долгие годы совместного труда на поприще соматической психиатрии он зарекомендовал себя с положительной стороны и пользуется большим авторитетом среди подчиненных. Активно участвует в общественной жизни отделения, являясь его заведующим. Однако за все последнее время он показал себя с отрицательной стороны. Он… - Записавшаяся запнулась и сразу же забыла слова. - Он груб и неделикатен с подчиненными… морально неустойчив сильно. И политически… - Записавшаяся совсем растерялась, поскольку этим "политически" испугала прежде всего себя, - и…вообще. Предлагаю его осудить.
