Раб не может быть воином.
– Слушайте меня, бойцы. Да, вы не рабы – вы бойцы. Вы начинаете бой не за меня – а за свою собственную свободу. Победив свободного человека, каждый может сказать: я тоже могу. Я такой же, как он!
Глядя в их стеклянные глаза, Лео понимал, что говорит в пустоту. Мотивировать этих людей пламенными речами не получалось, казалось, он командует механическими куклами.
Но выбирать не приходилось, и Лео до изнеможения гонял подчиненных. Сложнее всего было с командирами – их физически невозможно было заставить отдавать приказы.
– Сотник, всех в атаку! – командовал Лео.
Всего-то нужно было, что передать команду десятникам. Но Сотник столбенел, начинал заикаться и мямлить. Сначала Лео решил, что это свойственно только одному рабу. Но и десятники вели себя так же. Используя крик и угрозы, Лео смог с горем пополам заставить новоявленный «командный состав» выполнять возложенные на него задачи. С удивлением и жалостью он наблюдал, как жестко ломает этих людей. Сотника даже стошнило от напряжения.
Тогда до Лео дошло: это часть «особой подготовки», проведенной Гильдией с этими людьми. Раб сидел глубоко в мозгу, и выбить его изнутри было непросто.
Лео гонял несчастных невольников, пока один из них не рухнул без чувств от усталости. Только тогда стажер одернул самого себя, крикнул:
– Всем отдыхать! После начнем осваивать рукопашный бой, попробуем спарринги.
Подозвав Сотника, приказал:
– Надо искать продовольствие.
– Да, лидер. Но здесь ничего нет.
– Знаю. Мы пойдем туда, – он указал в сторону, откуда пришел сюда. – Там много зелени, много живности. Там Оазис – слышал про него? Вижу, что нет. Но там может встретиться противник. Возможно, придется драться.
– Как прикажете, лидер.
Лео недовольно поглядел на осунувшееся лицо Сотника:
– Неважный из тебя советник – ты со всем соглашаешься. Ну да ладно, иди отдыхай.
Сказал – и замер, пораженный собственным высокомерием. Несвойственное ему от природы, оно вылезло откуда-то вместе с командным духом, который он активно в себе раззадоривал. Нельзя сказать, что это здорово ему понравилось. Но он назвался лидером, он вызвался вести за собой людей – не только этих, но и всех, кто стремится покинуть мрачный мир Темени. А значит, придется входить в эту роль по полной.
* * *
Лео долго ворочался на жесткой почве, но уснуть так и не удалось. Было странное ощущение – будто там, в насыщенном жизнью Оазисе, он напитался энергией, которая сейчас освобождалась из каких-то внутренних резервов. Он сел, активно помассировал виски, выдохнул и замер, вслушиваясь в ночную тишину.
Его «воинственное племя» спало. Но из-за спины доносился какой-то тихий, тревожный звук. Лео поднялся, пошел на этот звук и обнаружил Сотника, сидевшего, обхватив колени, мелко дрожавшего и совершенно по-детски всхлипывающего. Это было необычно – впервые раб Гильдии на глазах Лео проявлял какие-то чувства.
Он сел рядом, и невольник принялся торопливо вытирать слезы грязной ладонью.
– Что с тобой, Сотник?
– Все хорошо, – пробормотал тот. – Простите, лидер.
– Да говори ты! – нахмурился Лео. – Я приказываю!
– Я не могу, – прошептал Сотник. – Больно…
Сначала стажер не понял, что имеет в виду невольник. Потом внимательно поглядел на него, спросил:
– Боль приходит, когда ты противишься приказам?
Сотник кивнул.
– Это началось, когда я сделал тебя Сотником?
Тот кивнул снова.
– Прости, я не знал, что так будет.
Сотник замотал головой:
– Нет… Это хорошо… Спасибо… Хотя бы на минуту стать человеком!
До стажера вдруг дошло со всей ясностью: он стал причиной чужой боли, заставил проснуться в живом автомате спящие чувства. Хорошо ли это? Он не знал.
По лицу Сотника пробежала череда болезненных гримас. Он сделал над собой усилие, выдавил:
– Не хочу оставаться рабом. Лучше смерть, чем так…
– Тебе и не нужно оставаться рабом, – тихо сказал Лео. – А смерть – она здесь кругом. Нужно вырвать у нее свою свободу.
– Нельзя оставаться свободным с этой болью.
– Но что-то ведь в тебе изменилось?
– Да…
– Развивай это – ты сможешь, – убежденно сказал Лео. – Освободись сам и научи других.
– Боль…
– Иди со мной – и мы уйдем туда, где вам помогут избавиться от боли. Ты пойдешь со мной?
– Я твой раб, лидер.
– Иди со мной как свободный человек – так мы дойдем быстрее.
– Я попробую, Лидер.
* * *
Это было странное возвращение. Лео шел впереди стройных рядов молчаливых людей, готовых сделать все, что угодно, по его приказу. Было немного дискомфортно от ощущения такой власти над людьми, но выбор был сделан. Рубикон перейден.
За последние пару дней бывших рабов удалось вышколить и, вроде бы, научить драться. Правда, неизвестно, как они поведут себя в настоящем бою.
Он и сам понятия не имел, что будет делать дальше. Он уже не думал о таинственном Ключе, о Двери – теперь было не до этого. Какой смысл в Двери, если через нее некому пройти?
Он просто шел на зарождавшийся рассвет, держа в голове одну-единственную мысль.
Веста.
Ну и ребята, конечно. Он даже думать не мог о том, что с теми могло что-то случиться. Только когда впереди показалась стена густой зелени, стало немного страшно.
Их встречали. Молчаливые, одетые в листья фигуры были почти незаметны на фоне пышной зелени. Этот островок жизни во мраке Темени манил и отталкивал одновременно. И он был способен за себя постоять.
Остановившись, Лео сделал знак воинам. Все замерли с завидной синхронностью. На аборигенов это произвело впечатление: они заерзали, переглянулись. Стреляющие огненные палки в их руках нервно сдвинулись в направлении незваных гостей.
Лео вышел вперед, показывая пустые руки:
– Мы пришли с миром. Все, что мне нужно – чтобы отпустили моих друзей.
– Ты – иди с нами, они – пусть ждут здесь, – низким голосом прогудел старый знакомый – высокий крупный охотник.
– Хорошо. Со мной пойдет он, – парень указал на Сотника. – Остальных нужно накормить.
– Накормим, – нехотя согласился высокий. – Только без глупостей.
– Все будет спокойно, – заверил стажер, ступая на сочную траву Оазиса.
Он заметил резкую, отчетливую границу между травой и мертвой землей за пределами зеленого пространства. Граница Оазиса была четкой. Еще стало заметно, что охотники, все до единого, стоят на траве, будто не решаясь ступить на растрескавшуюся почву. Неужто они и впрямь так зависимы от влияния своей «кислородной пирамиды»?
