— Фунта хватит?
— Вы мне ничего не должны.
— Я дам два фунта, не больше.
— Я делаю полки для Нормана, не для вас. И никакие деньги мне не нужны.
— Послушайте, сейчас в этой квартире живем мы. Не Норман Прайс. И я не нуждаюсь в его благодеяниях. — Она скомкала две фунтовые бумажки. — Держите.
— Вы не против, если я оставлю инструменты?
— Берите деньги! — Когда Эрнст нагнулся к ящику с инструментами, она швырнула деньги к его ногам. — Берите деньги, нацистский гаденыш!
Эрнст сложил инструменты у двери, к деньгам не притронулся.
— У вас есть щетка? — спросил он. — Я подмету.
— Подмету сама.
Эрнст удрученно покачал головой.
— Убирайтесь! — приказала Джои.
— Почему вы меня ненавидите?
— Уйдите, прошу вас!
— Сначала скажите, что я вам сделал?
— ПРОШУ ВАС, УБИРАЙТЕСЬ!
Джои рухнула на диван, но слезы не шли. Пришли воспоминания.
Через час зазвонил телефон. И звонил, и звонил. Джои нехотя сняла трубку.
— Алло, — сказала она.
— Алло, детка. Одна-одинешенька?
Шутливый тон Боба не скрывал его виды.
— Да, — сказала она. — Одна, что да, то да.
Ему необходимо срочно сдать сценарий, сказал Боб, и он хотел бы, чтобы она пришла к нему печатать прямо сейчас.
— Боб, когда ты повзрослеешь? Опять ты за свое.
Молчание.
— Боб, Боб, что со мной станется? Я не могу видеть, когда другим хорошо.
— Приходи, — сказал он, — и мы все обсудим.
XI
Кряжистый, рыжий Сонни Винкельман — столешница ограждала его, как щит, — отложил рукопись «Все о Мэри» в синей обложке и улыбнулся. В кабинет вошла Белла.
— Я думал, это Норман. — Он стер с лица улыбку. — Ну, выкладывай, что у тебя.
По заведенному порядку Белла никогда не вмешивалась в дела мужа. Но оба знали, что сейчас она нарушит порядок, и Беллу это огорчало даже сильнее, чем Сонни.
— Прошу тебя, говори с Норманом как можно более деликатно, — сказала она.
Исключительно благодаря Белле Винкельман давал роли в своих фильмах вышедшим в тираж старым актерам. Последний из них оказался осведомителем.
— Разумеется, — сказал он. — Будь по-твоему.
В дверь позвонили.
— Должно быть, Норман, — сказала она.
— А что, если это лорд Усач и сэр Пивное Брюхо?
Это была их приватная шутка. Устаревшая. Теперь у Винкельманов был постоянный адрес, и чиновники из Министерства внутренних дел их больше не беспокоили. Но шутка возымела действие. Белла, прежде чем пойти открыть дверь, чмокнула его в щеку. Вошел Норман.
— Мы что, будем сидеть в кабинете? — спросил он.
— Дело есть дело, — сказал Винкельман, ему было явно не по себе.
Дела, однако, они, как правило, вели в менее официальной обстановке.
— Ладно, Сонни. В кабинете так в кабинете.
И тут Нормана осенило: после той истории с Хортоном Винкельманы ни разу не пригласили его ни на ужины, ни на вечера.
— На прошлой неделе, — Норман улыбнулся, — на одном сборище ко мне подошел незнакомый человек и посоветовал остерегаться некоего типа по фамилии Прайс. От Прайса, мол, неизвестно чего ожидать, он накинулся на Колина Хортона, вдобавок поговаривают, что он осведомитель, работает на ФБР.
Однако Сонни даже не улыбнулся.
— Я не встречал Хортона после того вечера. Что он поделывает? — спросил Норман.
— Поехал в Румынию на молодежную конференцию.
— Молодежную конференцию. Да ему лет сорок пять, не меньше.
— А хоть бы и так, — отрезал Сонни, — тем не менее я уверен, ему есть что сказать, в отличие от тех ребят.
— Но конференция-то молодеж…
— Что ж, может, он у них педелем. — Сонни насупился. Похоже, и сам не рад был своей шутке. — Хортон — блестящий человек. И очень образованный.
Норман поначалу привлек Сонни тем, что он профессор. Хортон его восхищал, потому что писал невразумительные статьи с заголовками типа «Ошибки приверженцев исторического релятивизма» для марксистских журнальчиков, которые в основном содержали Сонни и такие, как Сонни. Норман подозревал, что Хортон, перед тем как отъехать в Румынию, выудил у Сонни кругленькую сумму, и это его бесило.
— Хорошо, Сонни, а что скажешь о сценарии?
— Твоя работа, Норман, как всегда, выше всяких похвал. Незадолго до тебя заходил Чарли — забрать детей. Я дал ему рукопись, чтобы почитал дома.
— Ты не сказал, что я над ней поработал?
— Конечно же нет. — Сонни поскреб в затылке. — Послушай, Норм, у нас с Грейвсом наклевывается одно дельце. Мы нашли отличный материал — это книга. Грейвсу удалось раздобыть под нее в Нью-Йорке солидный куш. Ты не прочь поработать над сценарием?
— Что за книга?
— Узнаешь в свое время.
Винкельман, Грейвс и другие продюсеры-эмигранты подолгу просиживали в общедоступных библиотеках, читали книги — книги общедоступные, но книги, а не сценарные заявки они читали впервые в жизни, и списки прочитанных книг держали втайне, как разведчики урановых месторождений маршруты своих поездок.
— Да ладно, Сонни, мне-то ты можешь довериться.
— Ходят слухи — только не спрашивай, от кого и где я это слышал, — будто ты сказал Чарли, что не отказался бы от полутора тысяч в неделю ради друзей и идей, в которые больше не веришь. Это так?
— Не вполне. — Норман опешил. — Я сказал Чарли, что отказаться от полутора кусков в неделю ради идей и людей, в которые больше не веришь, — выбор не из легких.
— Ладно, — сказал Сонни. — Теперь я знаю твою версию.
— Кто-то извратил мои слова. Какого черта, Сонни, что происходит?
Сонни потрещал пальцами.
— Три дня назад видели, как ты выходил из «Канадского дома»
[86]
, — стесняясь, начал он.
Норман расхохотался.
— Господи, — сказал он, — и что, по-твоему, я там делал — представлял отчет КККП?
[87]
— Ничего подобного никто не говорил.
— А что в таком случае говорили?
