Книга Дар волка, страница 91. Автор книги Энн Райс

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Дар волка»

Cтраница 91

— Он может быть где угодно — сказал полицейский из Милл Вэлли.

Ройбен сел за компьютер и принялся набивать статью про Стюарта Мак-Интайра для «Обсервер», снова делая акцент на подробном описании событий самим Стюартом. Не забыл и теорию Стюарта о том, что загадочное чудовище — человек, переболевший серьезной болезнью. Как и ранее, он закончил статью объемистым выводом от себя, подчеркнув невероятные проблемы морали, которые обнажил случай с Человеком-волком. Тем, что он стал судьей, присяжными и палачом для тех, кого он убил, и что общество не имеет права считать его героем.

Не можем мы восхищаться этим грубым вмешательством в дела других, этой дикарской жестокостью. Он враг всему, что свято для нас, следовательно, он личный враг каждому из нас, а не друг. То, что он снова спас невинную жертву от верной смерти, лишь трагическая случайность. Нельзя благодарить его за это, как нельзя благодарить землетрясение или извержение вулкана за их возможные хорошие последствия, каковы бы они ни были. Домыслы относительно его личности, его устремлений, даже его мотивов, должны оставаться тем, что они есть, домыслами, не более того. Сейчас же мы можем радоваться лишь одному — тому, что Стюарт Мак-Интайр жив и в безопасности.

Это не было ни спектаклем, ни импровизацией, но впечатление оно производило изрядное. И причиной тому была сама личность Стюарта, неуязвимого веснушчатого подростка, прославившегося ролью Сирано де Бержерака, а теперь еще и выжившего после избиения, грозившего ему смертью. Раздававшего интервью с больничной койки. Ройбен упомянул «укус» вскользь, поскольку и сам Стюарт упомянул об этом вскользь. Никто не придал особого внимания тому, что Ройбен тоже подвергся укусу. Эта драма не должна была развернуться на глазах у всех.

Ройбен и Лаура пошли на второй этаж, легли в кровать с высоким изголовьем и, прижавшись друг к другу, стали смотреть «Красавицу и Чудовище», чудесный французский фильм Жана Кокто. Ройбен почувствовал, что его веки тяжелеют и глаза закрываются. Но его неожиданно поразил тот факт, как в фильме Чудовище выразительно говорит по-французски, обращаясь к Красавице. Чудовище был одет в бархатный костюм и тонкую кружевную рубашку, у него были яркие, блестящие глаза. Красавица же была простой и нежной, такой как Лаура.

Он начал грезить, ему приснилось, что он бежит, покрытый волчьим мехом, по бесконечному полю, покрытому травой, волнами колышущейся на ветру, как ноги легко несут его вперед. Вдали виднелся лес, большой и темный нескончаемый лес. Посреди леса стояли города, стеклянные башни, подымающиеся так же высоко, как калифорнийские пихты и секвойи, эти здания были увиты плющом и лианами. Многоэтажные дома с покатыми крышами и дымящимися трубами окружали могучие дубы. Весь мир превратился в лес из деревьев и домов-башен. Это настоящий рай, пело его сознание, и он лез все выше и выше.

Он хотел проснуться, рассказать этот сон Лауре, но это заставило бы его прервать сновидение. Если он вообще спал, поскольку сновидение было неясным и хрупким, будто туман. Но не теряющим для него своей реальности. Наступила ночь, башни покрылись огнями, сверкающими и переливающимися среди темных стволов и огромных ветвей деревьев.

— Рай, — прошептал он.

И открыл глаза. Она смотрела на него, приподнявшись на локте. Призрачный свет от экрана телевизора освещал ее лице, ее влажные губы. Зачем ей желать его сейчас, таким, какой он есть сейчас, просто молодым мужчиной, очень молодым мужчиной с нежными, как у его матери, руками?

Но она желала его. Начала целовать его, страстно, ущипнула пальцами за левый сосок. В нем вспыхнуло желание, сразу же. Она играла с его кожей, а он — с ее. Ее округлые ногти игриво царапали ему лицо, она нащупывала пальцами зубы, слегка щипля за губы. Он ощущал ее вес, приятный, ее волосы, спадающие на него и щекочущие. Так хорошо, когда нагая плоть касается другой нагой плоти, мягкая, влажная, скользящая плоть, и такая же мягкая, влажная, скользящая плоть его тела. Я люблю тебя, Лаура.

Он проснулся вскоре после восхода солнца.

Это была десятая ночь с первого превращения и первая, когда он не испытал его. Он почувствовал облегчение, но вместе с ним и странное неудобство, такое, будто он пропустил нечто важное, что он чего-то ждал, а оно не случилось, что он был не в ладах с чем-то, живущим глубоко внутри его, чем-то, но нет, не совестью.

32

Миновало еще семь ночей прежде, чем Ройбен смог увидеть Стюарта.

Он, конечно же, приехал к доктору Катлер, чтобы сделать последний укол от бешенства, но она никому не позволяла посещать Стюарта, пока не спадет высокая температура, помимо всего прочего. Она постоянно держала связь с Грейс и была очень благодарна Ройбену за такую возможность.

Если бы Грейс не взялась помогать в лечении парня с самого начала, однажды даже лично приехав в Санта-Розу, чтобы осмотреть его и поговорить с Ройбеном, то Ройбен бы с ума сошел от нетерпения. Доктор Катлер отвечала на его звонки вполне дружелюбно, но она не собиралась обсуждать ход лечения во всех подробностях. Лишь вскользь упомянула, что у Стюарта начался период бурного роста, и она пока не знает, с чем это связано. Конечно, парню всего шестнадцать. Зона роста эпифиза еще не закрылась, но все равно, ей еще не доводилось видеть, чтобы кто-то рос так, как начал расти этот мальчик. Ускоренный рост повлиял и на его волосы.

Ройбену отчаянно хотелось повидаться со Стюартом, но никакие его слова не могли переубедить доктора Катлер.

Грейс соглашалась рассказать куда больше, при условии, что ни одно слово из этого не попадет в печать. Ройбен поклялся ей, что будет соблюдать абсолютную конфиденциальность. Я просто хочу, чтобы с ним все было в порядке, чтобы он выжил, жил так, будто ничего этого и не случилось.

Стюарта лихорадило, иногда он бредил, но в целом он не просто выжил, но просто цвел, демонстрируя те же самые симптомы, что и у Ройбена. Синяки пропали, ребра срослись, кожа блестела и дышала здоровьем, и парень, по словам доктора Катлер, быстро рос.

— С ним все происходит быстрее, — сказала Грейс. — Намного быстрее. Но он же совсем юн. Не так уж много лет разницы, но какую роль они сыграли.

От антибиотиков Стюарт покрылся ужасной сыпью, а потом она вдруг исчезла. Беспокоиться не о чем, сказала Грейс. Жар и бред, конечно, настораживают, но никакого заражения нет, и на несколько часов каждый день Стюарт приходил в себя, каждый раз начиная требовать, чтобы к нему пустили людей, грозился выпрыгнуть в окно, если ему не принесут его мобильный и компьютер, спорил с матерью, которая уговаривала его выгородить отчима, чтобы спасти его от тюрьмы. Он заявлял, что слышит голоса, знает, что происходит в больнице и домах поблизости, приходил в возбуждение, не хотел лежать в койке, спорил с врачами. А еще он опасался отчима, боялся, что тот причинит вред его матери. Каждый раз медикам приходилось давать ему успокоительные.

— Ужасная она женщина, эта его мать, — призналась как-то Грейс. — Ревнует сына. Обвиняет его в том, что он провоцирует отчима на вспышки гнева. Ведет себя с ним, как с надоедливым младшим братом, который мешает ей жить в свое удовольствие с новым бойфрендом. Мальчик просто не понимает, насколько по-детски она себя ведет, смотреть противно.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация