– Это ты… это ты дедушку не любишь! Дура! Сова! Злая!..
Тетя Маша, и вправду похожая на сову, была тетя-правдоруб – никогда не считалась с тем, кому и что говорит, и гордилась своей прямотой. Она и раньше отмечала при Владе, какой он слабенький, и капризный, и избалованный – понятное дело, единственный ребенок в семье. А Владя смотрел исподлобья и запоминал…
Владя забился в бывший дедушкин кабинет, рассеянно почитал заданный на завтра рассказик, раскрыл тетрадку, но голова не работала. Он полез в ящик стола, но тут же вспомнил, что мама забрала дедушкины карты. Владя подпер голову руками, уставился в окно и протяжно вздохнул.
Со шкафа вдруг полетели хлопья пыли, зашуршало, будто какая-нибудь мышь-альпинистка забралась туда в поисках съестного. И на ковер спрыгнул маленький красный мячик. Владя помедлил, но все-таки подошел посмотреть. Мячик был старый, потершийся, довольно тяжелый – чей-то чужой, у него такого никогда не было. Владя несколько раз стукнул им об пол – мячик прыгал высоко и звонко, – а потом прицелился и закинул обратно на шкаф. Мячик покатился к стене, там вдруг лихо подскочил и снова полетел на ковер. Повеселевший Владя попробовал еще раз – и опять получил мячик обратно.
– Ты слезай, – тихонько позвал Владя. – Я тебя уже почти не боюсь, правда…
За спиной у него зашуршало и хлопнуло. Владя подпрыгнул от неожиданности, потом обернулся – сзади ничего не было. Просто старый фотоальбом упал со своей полки.
– Что ты пугаешь? – Владя кинул мячик на шкаф. – Ты слезай.
Мячик вернулся так стремительно, что чуть не угодил Владе в лоб. Владя засмеялся и тоже изо всех сил запустил им в невидимую бабайку.
Они играли долго, пока Владя совсем не устал. Он прилег на диван отдохнуть – совсем немножко, ведь он был уже взрослый и не спал днем, – как-то незаметно завернулся в покрывало, на секундочку закрыл глаза…
И оказался на улице, смутно помня, что до этого преодолел сопротивление оконного стекла – как сквозь пленку прошел, и во рту остался привкус пыли. Стоял один из тех теплых весенних вечеров, когда кажется, будто не идешь по улице, а плывешь в молоке. Малышня возилась в песочнице, мамы на лавках обсуждали свое, важное, размеренно шевелились мягкие губы. А Владя смотрел на этих чужих теть и видел – вот эта всем хвастается, а внутри грустная-грустная, что-то когда-то случилось и обуглило ее навсегда. А другая не здесь хочет сидеть, а гулять с дядей, только не с дядей Левой из второго подъезда, мужем своим – Владя и понять не успел, откуда он это знает, просто протянулась быстрая блестящая ниточка, – а с другим дядей, совершенно неизвестным. А третья молчит, читает книжку и думает: «Так бы и придушила вас всех», причем непонятно, кого бы она придушила – тех, про кого читает, других теть или, может, тех, кто галдит в песочнице и лупит друг друга совочками.
Тут Владя заметил, что под лавкой катается красный мячик, и как только он приближается к ногам какой-нибудь тети – все с ней сразу становится ясно. «Бабайкин мячик, – подумал Владя. – Бабайка все видит, все про всех знает». И в самом мячике было сейчас что-то живое, беспокойное, игривое и в то же время как будто недоброе, обугленное изнутри, как та хвастливая тетя.
В арку вкатился маленький грузовичок, бодро проехал по двору и, попав колесом в лужу, плеснул грязной водой в сторону лавки. Мамаши, хоть их и не задело, повскакивали, возмущенно затрещали. Владя засмеялся и тут же помрачнел, потому что вслед за грузовичком во двор въехала тетя Маша. То есть, конечно, вошла, но казалось, что въехала – так напористо и ровно она вела свое колоколообразное тело между двух объемных сумок. Увидев ее круглые глаза, на все смотревшие с совиной бесцеремонностью, Владя поежился. Тетя прошла по двору, остановилась у подъезда, передохнула. Ухватила сумки поудобнее и стала подниматься по ступенькам.
Мячик подскочил к Владе, повертелся вокруг, как нетерпеливый щенок. Владя поднял его и почувствовал, как он трепещет в ладонях.
Тете Маше осталось преодолеть последнюю ступеньку.
– Пусть не приходит к нам, – шепнул Владя.
Мячик вдруг стал горячим, что-то мелькнуло у Влади перед глазами – как будто воздух сгустился и потемнел на мгновение, и прозрачная вертикальная тень метнулась к тете Маше.
Владя успел почувствовать, как от тени явственно пахнуло цветочным мылом – и это так его удивило, что он пропустил тот момент, когда тетя Маша потеряла равновесие. Она взмахнула руками, словно подъездное крыльцо закачалось под ней, сумки покатились вниз по ступеням, а следом за ними с неожиданно тонким криком рухнула и сама тетя Маша.
Владя проснулся, но крик не умолкал – это причитали в коридоре мама и бабушка. Из их слов Владя быстро разобрал, что к чему: тетя Маша действительно упала с крыльца, сейчас сидит на улице, у подъезда, потому что сильно ушиблась и не может подняться наверх, а мама собирается вести ее в травмпункт. Травмпункт был в соседнем доме.
«Не смогла прийти! – возликовал Владя. – Я сказал – и не смогла!»
Владя тоже выскочил в коридор, ему захотелось принять участие в этой птичьей суете – ведь произошло событие, это было интересно.
– А что с ней? – пристал он к маме, которая торопливо надевала туфли. – Она ногу сломала? Ногу сломала, да?
Лицо у него было такое радостное, что мама опешила:
– Владя, ну что ты…
– Какой злой ребенок! – всплеснула руками бабушка.
И Владя действительно разозлился.
– Я не ребенок! – закричал он. – Я Владя!
Но тут же испугался, попятился и ткнулся пяткой в знакомый красный мячик – или мячик, потихоньку откуда-то выкатившийся, сам ткнулся ему в ногу. Владя подобрал мячик и убежал обратно в бывший кабинет.
– Нет, ты слышала? – повторяла за дверью бабушка. – Ты слышала?
Мама ей не ответила. Она молча обулась наконец и ушла.
Отсидеться в дедушкином кабинете до возвращения мамы Владе не удалось – очень захотелось есть. Он высунул нос в коридор – вроде тихо. Можно утащить с кухни баранок или бутерброд с сыром. Он на цыпочках прокрался в кухню – и увидел бабушку, которая стояла у плиты и что-то мешала в кастрюле.
Владя замер, ожидая, что его сейчас как следует отругают. Но бабушка даже не смотрела на него и молчала. Тогда Владя открыл холодильник, взял хлеб, сыр и стал, посыпая линолеум крошками, сооружать себе бутерброд. Потом, совсем успокоившись, забрался на табурет, подтянул под себя одну ногу и приступил к еде. Бабушка молча плеснула в тарелку борща и со стуком поставила перед ним. Лицо у нее было скорбное, как обычно, но вроде не злое.
Владя попробовал борщ, обжегся, еще раз покосился на бабушку – не ругается, не ворчит, наверное, забыла. И, окончательно поверив в то, что сейчас у них перемирие, все-таки задал не дававший ему покоя вопрос:
– Ба, ну так тетя Маша сломала ногу или нет?
Он вовсе не был злым и бессердечным ребенком, просто перелом был травмой его мечты. Одноклассники, сломав руку (лучше правую) или ногу, неделями прохлаждались дома, им дарили игры и книжки, а сам Владя, сколько ни стукался, ни падал отовсюду – даже палец ни разу не сломал.
