Тяжелая крышка из почернелых дубовых плах, прикрывавшая выход из башни на верхнюю площадку, резко откинулась. Из нее показался стрелецкий разведчик с залитой кровью половиной лица. Он тряхнул головой, сбросил помятый шелом с перебитым подбородочным ремешком. Шелом с жалобным звоном покатился по каменным плитам. От кажущегося сонного безразличия двух поморских дружинников не осталось и следа. Они пружинисто вскочили на ноги, но не бросились к люку, а остались стоять у парапета, словно привязанные к нему своими спасительными веревками. На башню поднялся второй стрелецкий разведчик, и они вдвоем с первым стали поднимать из люка раненых, которых им подавали снизу. Из башни доносились звуки выстрелов, стук сабель и топоров, крики схватившихся не на жизнь, а насмерть людей. Пахнуло дымом и кисловатым запахом свежей пороховой гари. От гребня стены, которая вела к соседней уцелевшей башне, по легкой лесенке уже поднимались на помощь к разведчикам ополченцы-затинщики. В их обязанности входило в случае захвата башни врагами отсечь их огнем и не дать продвинуться по стене, распространиться вокруг города. Сейчас затинщики помогали стрельцам выносить раненых по стене в соседнюю башню. А поморские дружинники вновь бездействовали, молча и напряженно взирая на все происходящее.
Наконец последний раненый был поднят из люка и, подхваченный крепкими руками уцелевших стрельцов и затинщиков, переправлен в безопасное место. Между тем звуки пальбы из башни явственно приблизились к самому люку. Пищальный и два пистольных выстрела грохнули уже совсем рядом, и из дымящегося проема выскочил оскаленный, не похожий на себя Ванятка, весь черный от пороховой копоти. Его стальной нагрудник был пробит в двух местах копьем или шпагой, но все же он уберег разведчика от неминуемой гибели. Сразу вслед за ним на скользкий от крови настил выкарабкался Степа, весь бледный, с опаленными усами и бородой.
– Гранату! – прохрипел он, обращаясь к дружинникам, и вместе с Ваняткой принялся опускать крышку люка.
Желток и Михась, уже давно державшие наготове свои знаменитые поморские бомбы с механическими колесцевыми запалами, потянули за запальные шнуры. С сухим шипением вспыхнули фитили, и дружинники швырнули черные чугунные шары в люк. Степа с Ваняткой захлопнули крышку, задвинули засов. Из-под крышки глухо ухнуло.
– Как вы, братцы, сдюжили? – каким-то словно чужим, сдавленным голосом спросил Михась.
– Хорош болтать! – резко и зло оборвал его Желток. – Лестницу приберите!
Степа и Ванятка, пошатываясь на ходу, спустились с башни на гребень стены и тут же сбросили за собой легкую лестницу, упавшую вниз под стену, в затянутый дымом и пылью глубокий внешний ров. Степа, еще не до конца оправившийся от недавнего ранения, с трудом моргая отяжелевшими веками с опаленными ресницами, держась за гребень стены, спотыкаясь, побрел навстречу бежавшим к нему затинщикам. Ванятка в два прыжка догнал друга, обнял, перебросил его руку себе на плечо. Потом на ходу все же обернулся к смотревшему им вслед Михасю и пересохшими губами прошептал:
– Сдюжили!
Стрелецкие разведчики выполнили задачу, поставленную воеводой. Они с упорством удерживали башню в течение двух часов, отступая снизу вверх, заманивая тем самым внутрь все новые и новые вражеские силы. Продержались, и, оторвавшись от неприятеля на последнем ярусе, ушли по крепостной стене все до единого, кроме павших. И сумели вынести всех раненых.
Михась, разумеется, не расслышал, что произнес Ванятка, но догадался, и, сорвав с головы берет, вскинул руку в прощальном приветствии.
– Фитиль! – нарочито резко вновь скомандовал Желток, и они, щелкнув огнивами, запалили свисавшие с наплечных ремней жгуты, принявшиеся едва заметно тлеть без огня и дыма.
Крышка люка задрожала под раздавшимися изнутри мощными ударами штурмового тарана.
– Приготовиться, – уже спокойно и деловито произнес Желток.
Дружинники поднялись на парапет и, сбросив бухты веревок вниз, встали на краю лицом к люку, спиной к тридцатисаженной пропасти.
Крепкий кованый засов вылетел из петель, тяжелая дубовая крышка разлетелась в щепки, и на площадку башни хлынул поток разгоряченных боем, ликующих о победе иноземных витязей.
– Пошли!
Желток и Михась, привычно притормаживая веревки, пропущенные через плечевой и поясной ремни, соскользнули вниз по стене башни, время от времени отталкиваясь от нее ногами. Торжествующие неприятели не обратили ни малейшего внимания на двух исчезнувших за парапетом дружинников, а принялись водружать над Свинарской башней тяжелый шелковый королевский флаг.
Когда ярко изукрашенное полотнище заколыхалось над Свинарской башней, в колоннах, штурмующих частокол, раздались торжествующие победные вопли, а по рядами русских ратников пронесся протяжный стон.
– Братцы! Люди русские! Не робей! Стой твердо с верой и правдой! Пробьет наш час! – эти горячие призывы воеводы и его бояр, подкрепляемые личным примером мужества и стойкости, словно сцементрировали русскую рать, не дали ей дрогнуть от страшного удара.
Желток и Михась за несколько мгновений спустились на две трети высоты башни. Там, в шести саженях над землей в каменной кладке выходило узкое – даже руку не просунуть, вентиляционное отверстие, или продых, призванное осуществлять циркуляцию воздуха в подвале башни, где хранились всевозможные припасы. Еще два дня тому назад вход в подвал Свинарской башни был накрепко замурован камнями так, что штурмующие его даже и не заметили. Да они, собственно, и не искали вход в какой-то там подвал, а рвались наверх, туда, откуда можно было накрыть огнем всю внутреннюю линию обороны русских.
В замурованном по приказу воеводы князя Шуйского подвале башни уже не было съестных и иных припасов. Там тесными рядами, одна к другой, стояли бочонки с порохом. Фитили, идущие от каждого из этих бочонков, скручивались в единый жгут, просунутый в вентиляционное отверстие.
Желток, затормозив веревку поясным ремнем, повис возле продыха, заткнутого деревянной пробкой.
– Михась, прикрой!
Михась, также повиснув чуть ниже, развернулся спиной к башне, в буквальном смысле закрыв друга своим телом от возможных выстрелов снизу. Он вынул из-за пояса пистоли, намереваясь ответить огнем на огонь, если их заметят толпящиеся у подножия башни враги.
Пока обошлось. Роты жолнеров с легкими полевыми орудиями – фальконетами – на плечах, стремились в распахнутые тыловые врата башни, чтобы с верхней площадки и стрелковых галерей начать громить огнем обреченные русские позиции. Желток вынул из вентиляционного отверстия заглушку. За ней вытянулся толстый запальный шнур. Дружинник приложил к запалу свой горящий фитиль. Пропитанные селитрой пеньковые волокна шнура весело вспыхнули бездымным едва заметным огоньком, проворно убежавшим по вентиляционному каналу вглубь стены. В этот момент в стену возле головы Желтка ударили две или три пули, а в ответ гулко грохнули два выстрела из пистолей Михася, затем еще два. Их заметили не те, кто находился непосредственно под стеной башни, а стоявшие в отдалении вражеские солдаты, таращившиеся на развивающийся на башне флаг.
