* * *
Ба-а-а-альших трудов стоило уговорить Крыс принять участие в этом эксперименте!..
Лишь после многократных обещаний, что Коты и Кошки напрочь подавят в себе всяческие опасные и вредные охотничьи инстинкты, только после, клятвенных заверений о последующем равномерном разделе добычи Крысы согласились на этот вариант.
Разбивка Котов и Крыс по партнерским парам тоже стоила чудовищных усилий: для того чтобы обезопасить себя, Крысы требовали себе в партнеры небольших и слабосильных Кошек. В случае автоматического проявления природных Кошачьих наклонностей Крыса и сама была бы в состоянии справиться с Кошкой. Или с Котом.
Причем Крысы на роль «трупов» подбирались из бойцовской Группы охраны. Их вес, вид и передние резцы даже у бывалых Котов вызывали чувство озноба.
Мелковатые Коты и Кошки, отобранные Крысами себе в партнеры, вопили, что им не под силу таскать таких гигантов, и они требуют себе Крыс поменьше...
Короче говоря, репетиции мы начали только лишь через час.
Актерское мастерство по изображению «трупов» Крысам преподавал Первый Советник Мадам — старый седой Крыс. Он так натурально играл, что мы все — и Коты, и Крысы, один раз жутко напугались! Нам почудилось, что старый Крыс действительно умер. Но, слава Богу, оказалось что он, изображая «труп», просто-напросто заигрался и заснул!..
Я взял на себя показ этюда приноса Крысы к Хозяину, предположим, мясного магазина. Хозяина играл пожилой потертый Кот Хемфри из нью-йоркской Публичной библиотеки. Дай Господь, чтобы все Люди, торгующие мясом, были бы хоть наполовину так интеллигентны, как старина Хемфри!..
Во время репетиции между Котами и Крысами стояла непрекращающаяся ругань, а взаимные упреки и обвинения в бездарности так и сыпались на головы как одних, так и других. И все же!..
И все же спустя еще час мы достигли первых пристойных результатов!!!
Впервые за сегодняшнюю ночь я смог передохнуть...
* * *
О том, чтобы разбудить меня утром, — не могло быть и речи!
Бедный Тимур даже совал мне под нос кусок свежайшей сырой мерлузы из корейского рыбного магазина, которую я за последние два дня полюбил на всю оставшуюся жизнь! Но тщетно...
Голос Тимура, умолявшего меня проснуться, ибо он опаздывает в школу, я слышал словно с другой стороны земного шара. Хотя и ощущал, как Тимур в отчаянии запихивает меня в свой рюкзак, но открыть глаза так и не смог...
Я дрых самым пошлым образом и по дороге в школу, и в школе, и поэтому ничего толкового о своем первом посещении американского учебного заведения сказать не могу.
Помню только неясный дикий шум и гам и странные, с моей точки зрения, запахи для детского учреждения, где явственно тянуло вчерашним алкоголем, дешевой косметикой, самой разной жратвой, резиновой жвачкой всех сортов, сигаретами, каким-то наркотиком, откровенным сексом и, не поверите, даже оружием!..
Потрясенный столь НЕДЕТСКИМИ запахами, я сквозь глубочайший и вполне заслуженный сон пару раз приоткрывал глаза и слегка высовывался из рюкзака, но не увидел ничего особенного, что разительно отличало бы американскую школу от русской.
У нас за пустырем, напротив нашего с Шурой дома в Ленинграде, была почти такая же школа, и мы с моим соседом и корешем бесхвостым Котом-Бродягой иногда харчились там на кухне школьной столовой. Взяли мы эту кухню старым испытанным способом — на дохлую крысу.
В отличие от русской школы в американской были телефоны-автоматы, и девочки почти все были одеты, как мальчики. Никакой формы! Кто во что горазд...
В классе я сумел заметить своим осоловелым, полуспящим глазом, что мистер Хьюз, классный руководитель Тимура, оказался молодым парнем в джинсах, ковбойских полусапожках с разными медными блямками и заклепками, клетчатой байковой рубахе, из-под расстегнутого воротничка которой выглядывала белая майка, и в какой-то замшевой жилетке с бахромой из тоненьких полосок кожи. И сидел он в классе не на стуле за своим учительским столом, а прямо на столе, поставив свои башмаки с медными заклепками на стул! И мне сквозь сон это очень в нем даже понравилось...
Я проснулся и хоть чуточку стал соображать только лишь в сабвее. Очухавшись, я обнаружил, что на шее у меня повязан какой-то зеленый бантик, а голова Тимура украшена старой зеленой шляпой. Обе щеки Тимура были разрисованы зелеными листиками.
А вокруг нас бесилась и вопила уйма пацанов и девчонок из Тимурова класса. И все они были разрисованы зеленой краской в цветочек, у всех были шапки, шляпы, косынки зеленого цвета, зеленые бантики в петлицах, а у некоторых девчонок даже волосы были зеленого оттенка! Даже мистер Хьюз, ехавший с нами, был в каком-то зеленом колпачке и с зелеными очками на носу.
А еще я заметил, что наш Тимурчик, когда-то нахлебавшийся в России дерьма под самую завязку, а теперь самый храбрый, самый замечательный пацанчик, с которым я когда-либо сталкивался, — самый маленький в классе. Ну буквально все, даже самые плюгавые, были выше его на полголовы. То-то мне в порту тогда показалось, что ему лет девять, не больше!..
Я вообще-то раньше старался на Детей внимания не обращать. У Котов и Кошек с Детьми отношения обычно напряженные. А тут вот столкнулся нос к носу с таким Тимуром и думаю — найду Шуру Плоткина, перееду к нему в какой-нибудь Бруклин или Бронкс, а Тимур останется в Квинсе. Вот как тут быть? Известно же, что далекие расстояния для любви и дружбы — ужасно опасная штука!..
В это время к нам подсаживается такая смазливая деваха лет тринадцати, но уже с титьками и задницей вполне взрослого размера, облапывает нахально моего Тимурчика, хихикает и начинает шарить по нему своими лапами. И вроде бы в шутку лезет к нему в ухо своим языком!..
Мой Тимурчик как задышит, как задышит!!! Покраснел, как Государственный флаг Советского Союза, только вместо золотого серпа и молота у него на мордочке зеленый листок нарисован.
Отталкивает эту курву малолетнюю, бормочет: «Отстань, дура!..» А у самого голос срывается — вот-вот задохнется от желания. И пипка у него (сам вижу!) ну просто на дыбы встает — сейчас его ветхие джинсики по швам разлетятся! Батюшки! Что делать-то, думаю?!
А та наседает на Тимура, подмигивает подружкам — дескать, посмотрите, как надо пацанов заводить! И своей наглой лапой с грязью под ногтями и облупленным маникюром на них же лезет прямехонько к Тимуровой ширинке. А тот и без того уже трясется, бедняга...
Все, думаю, пора спасать парня! На хрен ему эта несвоевременная половуха?! Придет время — пожалуйста. На здоровье. А пока...
Высунулся я наполовину из рюкзака да как шваркну выпущенными когтями по ее наманикюренным пальцам! Она, конечно, в голос заблажила на весь вагон, а мистер Хьюз, их классный руководитель, посмотрел поверх зеленых очков на то, как она слизывает кровь со своих царапин, и так спокойненько-спокойненько говорит:
— Ну, вот видишь, Мэгги... Я же говорил тебе, что ты не всем нравишься. А ты мне не верила.
