И ко всем этим звукам — еще три часа безостановочного хлопанья железных дверей шахты лифта, щелканье деревянных створок кабины, звуки включения и выключения разных реле... И вся эта какофония с совершенно непредсказуемой периодичностью!
И клянусь вам, я все эти три часа могу продрыхнуть в СВОЕМ кресле, не прислушиваясь и не настораживаясь. Но в какой-то, мне и самому неясный, момент что-то меня будит, и я, лежа в кресле с еще закрытыми глазами, точно ощущаю, что к дому подходит МОЙ Шура. С этой секунды я знаю все, что должно произойти дальше! Мне даже кажется, что я это вижу сквозь стены!..
Сейчас, для зрительности, я выстрою и свое, и Шурино поведение в стиле «параллельного монтажа». Это я в свое время так от Шуры нахватался. Он когда-то, как сам говорил, «лудил» парочку сценариев для киностудии научно-популярных фильмов и несколько месяцев подряд выражался исключительно по-кинематографически...
Итак:
Вот Шура подходит к нашей парадной...
В это время я, еще лежа, приоткрываю один глаз...
Вот Шура набирает «секретный» код замка входной двери... А код не набирается. Тогда Шура говорит свое извечное: «Ну, елки-палки!.. Неужели снова сломали?!» — и толкает дверь ногой. Дверь распахивается, зияя выломанным кодовым устройством...
Тут я открываю второй глаз...
Шура входит в парадную, морщит свой длинный нос, внюхивается (хотя чем он там может внюхаться?! Люди в этом совершенно беспомощны) и бормочет: «Опять всю лестницу обоссали, засранцы!..» Это он про мальчишек из соседних домов и заблудших пьянчуг...
Тут я приподнимаю задницу, потягиваюсь и вижу... Да, да!.. ВИЖУ, как...
... Шура нажимает кнопку вызова лифта!!!
И пока лифт к нему опускается, я мягко спрыгиваю со СВОЕГО кресла и потягиваюсь еще раз. Времени у меня навалом...
Шура входит в темную кабину лифта со словами: «Ничтожества! Разложенцы!.. Дремучая сволочь! Страна вырожденцев и уродов!.. Опять лампочку выкрутили!!!»
Мне-то все равно было бы — в темноте ехать или при свете, а Шуре, бедному, приходилось...
...искать пульт с этажными кнопками, на ощупь отсчитывать восьмую и так в темноте, чертыхаясь и матерясь, подниматься до нашего этажа...
За это время я медленно... ну очень медленно!.. иду через вторую комнату в коридор, слышу, как останавливается лифт, ВИЖУ...
...как выходит из него Шура и вытаскивает ключи из кармана...
Я слышу, как он отпирает первую железную дверь, слышу, как он вставляет ключ во вторую — деревянную, и...
...я скромненько сажусь у двери и поднимаю нос кверху...
Тут-то и входит Шура! И говорит:
— Мартын! Сонная твоя морда!.. Хоть бы пожрать чего-нибудь приготовил, раздолбай толстожопый...
А я ему... Вот чего не умею — так это мяукать. А я ему в ответ так протяжно, басом:
— А-а-аааа!.. А-а-аааа!..
И он берет меня тут же на руки, чего я никогда никому не позволяю делать. Зарывается своим длинным носом в мою шкуру и шепчет:
— Мартышка... Единственный мой!..
И за шесть лет жизни с Шурой Плоткиным я не ошибся ни разу!
Откуда в нас эта странная, таинственная, почти мистическая способность?! Может быть, потому, что в наших кошачьих носах находится девятнадцать миллионов нервных окончаний, а у Человека всего пять?.. А может быть, потому, что Коты и Кошки слышат на две октавы выше, чем Человек?.. Я лично понятия не имею, что все это такое, но если у нас «девятнадцать», а у них всего «пять» — значит, мы почти в четыре раза лучше? Правильно? Так ведь? Уже не говоря о том, что в темноте Люди просто жалкие создания, в то время как для нас темнота — хоть бы хны!
Нужно быть справедливым — все эти сведения я почерпнул от того же Шуры Плоткина, который одно время очень серьезно занимался нашими Личностями и перечитал по этому поводу уйму прекрасных книг. Кстати, он же мне сообщил, что древние египтяне почитали Котов и Кошек как Божественных Созданий, украшали их драгоценностями, и ни один Человек не имел права причинить Кошачьему существу ни беспокойства, ни тем более страданий...
Вот было Время! Вот были Люди!.. Не то что эти постсоветские подонки — Пилипенко и его вонючий Васька...
* * *
— Боюсь, всех нам не выручить, — сказал я Бродяге, когда поделился с ним планом предстоящей операции.
— Спасение утопающего есть дело лап самого утопающего, — безжалостно ответил Бродяга.
И я подумал, что в чем-то Бродяга прав. Действительно, всем помочь практически невозможно. Но...
За шесть с половиной лет моей достаточно бурной жизни я перетрахал такое количество Кошек, которое обычному рядовому домашнему Коту и во сне не приснится! Я никогда не шел на поводу у сочиненной Людьми весьма распространенной и унизительной теорийки, будто «брачным» месяцем у Котов и Кошек считается только март. А все остальные одиннадцать месяцев в году они, дескать, даже и не помышляют о совокуплении. Какой-то собачий бред Людей-импотентов, подсказанный им пухлыми и пушистыми Котами-кастратами!
Да я все триста шестьдесят пять дней в году, просыпаясь каждое утро, только и думаю — кого-то я сегодня оприходую? Что мне сегодня за Киска попадется между лап?.. А не смотаться ли мне в соседний квартал, в парк при спортивном комплексе «Зенит»? Говорят, там недавно появилась одна такая сиамская лапочка, которая никому не дает, да еще и огрызается, как стерва...
И я иду в этот их спортивный парк, нахожу там эту недотрогу и через семь секунд трахаю ее на глазах у всех наших изумленных Котов-пижонов, а потом эта сиамская дурочка бегает за мной все лето как умалишенная.
Так что все эти теории про «брачный период» и про «март месяц» ни хрена не стоят! У меня «март» — с января по декабрь включительно. Мне лично всегда хочется. Я, как говорит Мой Шура, «завсегда об этом думаю». Он, кстати, тоже...
Ну и, конечно, время от времени то одна, то другая Кошечка, с уже отвисшим брюхом, вдруг начинает с неуклюжим кокетством валиться на спину и так печально-выразительно поглядывать на меня. Но я беременных принципиально не трогаю. Не дай Бог, еще повредишь им там чего-нибудь...
Так что сколько Котят посеяно мной во чревах невероятного количества Кошек, — я и понятия не имею. Конечно, прав Бродяга, всем помочь невозможно...
И к большинству Кошек, которых я употреблял когда-то, честно говоря, у меня отношения никакого — спасибо и привет! Но когда на нашем пустыре я вдруг вижу какого-нибудь скачущего Котенка-несмышленыша, я почти бессознательно тянусь заглянуть ему в мордочку — а вдруг это мой? А вдруг он произошел от меня?! Вот ведь чудо-то какое!
В такие моменты мне всегда хочется накормить его, защитить от Собак, от Котов-идиотов, от больших и злобных Крыс, от всего на свете...
Одного такого бесприютного я даже как-то привел к нам домой. На что Шура Плоткин торжественно сказал:
