А пока я каждый день по многу раз обхожу огромные больничные корпуса с вертолетной площадкой на крыше, мотаюсь по большой автомобильной стоянке сотни на две машин и сижу под дверями служебного подъезда клиники, куда обычно входит и откуда выходит Таня Кох.
Многие служащие больницы меня уже знают, и знают, что я — КОТ РУССКОГО ГАНГСТЕРА, КОТОРЫЙ ЛЕЖИТ В БЛОКЕ ИНТЕНСИВНОЙ ТЕРАПИИ ОТДЕЛЕНИЯ НЕЙРОХИРУРГИИ... Вот так-то!
Однако несмотря на то что я Кот гангстера, многие меня подкармливают. Особенно младший медицинский персонал. То колбаски притащут, то ветчинки подкинут, то приволокут кусок вполне приличной рыбки — вареной или жареной. Это, конечно, не оттаявший сырой хек имени Моего Шуры Плоткина, но тоже вполне съедобная рыбка. Вроде той, которой меня угощал Рудик на корабле.
Просто так гуляющих и, упаси Господь, бродячих Котов, Кошек и Собачонок — я здесь не видел. Пока. Запахи их чувствую, но вот так, нос к носу, еще ни разу не сталкивался. Пару раз наблюдал Собак на поводках. Один раз видел в окне второго этажа довольно спесивого Кота, который скользнул по мне недобрым глазом и отвернулся.
Но так как мой мир ограничен всего лишь двумя прибольничными улочками, парком и автомобильной стоянкой — говорить о том, что в Германии вообще нет такого понятия, как бродяжничество бесхозных Собак и Кошек, — аналогичного нашему, российскому, — я бы не рискнул.
Поэтому, пока Таня на работе, я гуляю сам по себе, и встреться сейчас мне кто-нибудь из моих немецких коллег — я был бы только раздосадован. Потому что, гуляя, я все время очень и очень занят. Я колдую, колдую, колдую...
Я постоянно, на очень сильном, выматывающем волевом напряжении посылаю свои целебные сигналы Водиле. И не просто — в белый свет, как в копеечку, — а с совершенно точным адресом: я знаю этаж, где лежит Водила, знаю комнату, в которой он лежит, знаю даже конкретное расположение кровати и приборов в этой комнате.
Я даже знаком с тремя полицейскими, которые каждые восемь часов сменяют друг друга у дверей моего Водилы.
Мало того, я уже три раза и сам был в этой комнате, куда всем посторонним входить было строжайше запрещено! Когда Таня оставалась в клинике на суточное дежурство, она выходила ночью за мной к служебному подъезду, запихивала меня в какой-то непрозрачный пластмассовый мешок и приносила к Водиле на полчаса, на пятнадцать минут, а один раз я там пробыл даже часа два.
С грустью должен заметить, что, как мне показалось, Водиле стало гораздо хуже, чем тогда, на автобане, когда он пытался меня успокаивать и просил меня не нервничать. Во всяком случае, ни одна моя попытка установить с ним хоть какой-нибудь Контактишко не увенчалась успехом. Даже тогда, когда я был совсем рядом.
Таня пыталась мне объяснить происходящее с Водилой, но подозреваю, что эти объяснения были бы даже для Шуры Плоткина невероятно сложными, а для меня — тем более. Я знал одно — Водиле плохо...
И тем не менее — «...не оставляйте стараний, маэстро...», как когда-то пел Шура. Я все время пытался связаться с Водилой, пробудить в нем хотя бы искорку сознания. Таня Кох сказала, что, если бы Водила сейчас очнулся, врачи могли бы предпринять дальнейшие усилия. А пока нужно ждать и ждать...
Вот я и пыжился до полного опустошения — все пытался законтачить с Водилой. И так пробовал, и этак. Даже поведал ему тайну золотой зажигалки. Так мне хотелось его хоть чем-то растормошить.
Я в подробностях рассказал ему, как эта зажигалка выпала у него из кармана, когда он трахал мою старую знакомую судомойку Маньку-Диану. Рассказал, как спрятал эту зажигалку в фургоне, в картонной коробке с ветошью, чтобы вернуть ее Водиле уже в Санкт-Петербурге, как только он потеряет возможность найти ее законного владельца. Тем более что владелец оказался таким говнюком, что ему впору от свечки прикуривать, а не от зажигалочки «Картье»!
Я даже рассказал ему, как за пять минут до того, как прилетел вертолет, я выцарапал эту зажигалку из фургона, замотал в грязную тряпку и закопал под километровым столбиком у автобана. Да еще и догадался попросить полицейского Рэкса пописать на этот столбик. Так сказать, «пометить территорию». И как только Водила очухается и выйдет из этой больницы, мы вместе поедем туда, откопаем ее и...
Но Водила никак не отреагировал на мой рассказ. Я не услышал ни одного, даже самого слабенького, ответного сигнальчика. А уж я-то старался рассказать ему эту баечку весело, непринужденно, как некое очень забавное приключение. Кое-где заведомо пережал, переиграл — лишь бы пробудить хоть малейший интерес у Водилы к этой истории. Но тщетно...
* * *
Называла меня Таня просто — «Кот».
Еще в самый первый день знакомства, после того как вертолет опустил нас на специальную плоскую крышу больницы и больничные врачи категорически воспрепятствовали моему присутствию в клинике, Таня забрала меня к себе домой и сказала:
— Послушай, Кот... Я не знаю, как тебя зовут в действительности. Придумывать тебе какое-нибудь по-шловатенькое кошачье имечко типа Барсик-Мурзик мне, честно говоря, неохота. Но по всем статьям ты — Кот! Будучи бабой с опытом, подозреваю, что ты — настоящий Котяра. Может быть, даже из разряда сексуал террористов. Ибо внешние данные говорят о многом, а они у тебя более чем явственны и нестандартны. Как, кстати, и у твоего русского приятеля. Думаю, что по женской части вы оба — два сапога пара. Так что я тебя буду называть просто — Кот. Абгемахт? В смысле — договорились?
С тех пор каждый разговор со мной она начинает со слов: «Послушай, Кот...»
— Послушай, Кот, — сказала мне Таня как-то вечером на исходе второй недели. — Тут в «Штерне» — журнальчик есть такой — я прочитала любопытную заметочку. Ссылаются они на эФКаУ. На Федеральное Криминальное Управление. А эта контора тебе — не хухры-мухры. Так вот, они вспоминают, что когда в июле девяносто четвертого года в мюнхенском аэропорту был задержан какой-то наш российский туз, чуть ли не замминистра, с небольшим грузом высокотоксичного оружейного плутония, они уже тогда располагали сведениями, что эта порция плутония — жалкий лепет по сравнению с теми килограммами, которые сейчас спрятаны русскими где-то в Берлине. Их вполне достаточно для хорошенькой атомной бомбочки! Слушай, Кот, что они пишут...
Таня взяла в руки журнал, открыла нужную страницу, и я увидел в статье, которую она мне собиралась читать, строки, подчеркнутые ее рукой. То, что это была ее рука — тут можете мне поверить на слово. Тут мы, Коты, никогда не ошибаемся!
— Я тебе буду читать сразу по-русски. Хорошо? — сказала Таня. «Мне без разницы. Можешь и по-немецки», — подумал я, но не сделал даже крошечного усилия, чтобы моя мысль дошла до ее сознания.
Она отличная тетка! Как сказал бы Водила — «своя в доску». И выглядит, по Человеческим параметрам, — будьте-нате! Но раз я решил — никакого Контакта — так оно и будет. На кой хрен нам потом, когда мы расстанемся, разные душевные заморочки? Мало у нас, у каждого, своих болячек?!
— Где это, где это?.. — бормотала Таня, водя пальцем по строчкам. — А!.. Вот! Послушай, Кот, что пишет «Штерн» со ссылкой на эФКаУ: «Как стало известно из проверенных источников, недавняя неудавшаяся попытка ввоза в Германию более полутонны кокаина, закончившаяся кровавой трагедией на автобане у Мюнхена, — тоже дело рук русской мафии, стоящей в непосредственной близости к правительственным кругам России».
