Переодетый и умытый Арон стоял у штурвала. Перед ним стояла на крыше рубки миска с перловой кашей и горячий чай в кружке Марксена Ивановича. Без отрыва от ответственного процесса судовождения Арон обедал, придерживая тяжелый, напряженный штурвал одной рукой.
— Все вспухли? — спросил Арон, глядя на горизонт.
— Все.
— И тушенка?
— И тушенка.
— Интересно, сколько же они лет на складах валялись? — задумчиво спросил Арон.
— А что мы жрать будем — тебе не интересно?! — Василий злобно пнул ногой кучу банок с протухшими консервами. Ни продуктов, ни денег!
— Ты кончай ногами дрыгать! — опасливо оглянулся Арон. — Они вот-вот взрываться начнут. Пол-яхты разнесут и нас поубивают!
— А я уж и не знаю, что лучше… — в отчаянии проговорил Василий. — Мгновенная гибель или медленное голодное умирание… Я что-то в этом роде в одном кино по телевизору видел. Жуткая картина!..
Арон тяжело вздохнул, покачал головой и спросил:
— Вась… А ты не можешь сейчас припомнить какое-нибудь другое кино? Где все хорошо кончается.
Василий отложил пустую миску в сторону, подумал и ответил:
— Нет. Сейчас — не могу.
И снова принялся методично выбрасывать за борт одну банку за другой…
Как маленькие острова рождают большие сомнения
Вечером, почти в темноте, подошли к маленькому скалистому островку с крутыми берегами, лишенному всякой растительности, со смешным и непривычным для русского уха названием.
— Хай-ир-сы-зада!.. Хайирсызада… — удивленно повторял Василий и убирал спущенный стаксель в мешок на носу яхты. — Надо же было так сложно назвать эту груду камней! Тоже мне — остров…
Изнемогающий от усталости и бессонницы, Арон тяжело укладывал большой парус на гик. Посмотрел воспаленными глазами на берег, сказал Василию:
— Гляди, Васька… Ни одной живой души!..
— А может, он необитаемый? Давай, Ароша, останемся здесь навсегда! Я — Робинзон, ты — Пятница…
— Почему это именно я — «Пятница»? — обиделся Арон.
— Ну, ты — Робинзон, я — Пятница… Какая разница? Я и не думал, что ты так тщеславен, Арон! У тебя прямо-таки восточная тяга к власти!.. — воскликнул Василий.
Но Арон ему не ответил. Он тревожно вглядывался в скалистый берег, до которого было всего метров пятьдесят.
— Эй, Васька! Тебе не кажется, что нас сносит на камни?!
Василий поднял голову, увидел надвигающийся берег.
— Точно!.. Мамочка милая… — прошептал он. — Сейчас нас об этот остров как…
— А хрен ему в грызло!!! — рявкнул Арон. — Держись крепче!..
Он молниеносно спрыгнул в кокпит и лихорадочно стал нажимать на приборном щитке кнопку стартера двигателя.
Но двигатель чихал, кашлял, покрехтывал, из выхлопной трубы вырывались синие клубочки дыма, но не заводился…
Яхта была уже совсем близко от гибельных камней, и течение неудержимо влекло «Опричник» к трагической развязке.
— Что же ты, Арон?! — панически закричал Василий, мертвой хваткой вцепившись в носовой релинг.
— Выручай, родимый… — шептал Арон и все нажимал и нажимал кнопку стартера. — Выручай, дружочек…
В момент, когда яхта уже должна была неминуемо шарахнуться о торчащие из-под воды прибрежные скалы и закончить свое существование на этом свете возле маленького островка с длинным, нелепым названием, двигатель услышал мольбы Арона и взревел средними оборотами!..
Не веря до конца в привалившее счастье, Арон пару секунд слушал постукивание двигателя, а потом уверенно толкнул сектор газа вперед, довел обороты до максимума и круто переложил штурвал вправо.
Медленно, словно нехотя, «Опричник» уходил от собственной смерти…
Когда же на Мраморное море и на коварный островок Хайирсызада опустилась ночь, яхта уже стояла на якоре в защищенной от ветра крохотной бухточке и впечатывалась черным неподвижным силуэтом в чужое фиолетовое небо.
Измученные Арон и Василий лежали по своим койкам в каюте.
Над головой Василия теплилась маленькая лампочка. Он читал «Справочник яхтсмена» Боба Бонда и что-то подчеркивал в нем карандашом.
— Кончай, Васька… — сонным голосом проговорил Арон. — Побереги аккумуляторы. Не дай бог опять что-нибудь… и труба.
— Сейчас, Арончик. Только дочитаю раздел «Выбор якорной стоянки и постановка на якорь».
— Так стоим же уже на якоре… Чего читать?
— Я хочу понять, что мы делали неправильно.
Арон открыл глаза, уставился в деревянный потолок каюты, помолчал и негромко сказал:
— А мы, Вась, все делаем неправильно…
Что-то в интонации Арона заставило Василия насторожиться:
— О чем ты, Арон?
— Да обо всем на свете…
— А конкретно?
Арон тягостно молчал. Наконец глухо сказал:
— Может, мы поторопились, Вася?.. Может, надо было подождать? Посмотреть, чем там у нас кончится… Может, помочь кому-нибудь. А так ведь все потеряли — страну, город, дом… Ривку с Клавкой… Марксена… Какого мужика с места сорвали! И не уберегли. А теперь — вокруг все чужое. И мы на старости лет — как слепые котята.
Василий разволновался, отложил Боба Бонда, сел.
— Погоди, Арон!.. Ну что уж так-то!.. Доберемся до Израиля, продадим эту яхту… Ты слышал, все говорят, что она миллионы стоит. Купим себе большой дом! Заведем солидное дело. По всему миру будем путешествовать!..
Арон молчал, смотрел в потолок. Потом вздохнул и тихо сказал:
— Но это будет чужой мир, Вася. Чужое дело… И дом, который мы купим, будет чужим. Вот что страшно, Васенька….
Как был блокирован порт Чанаккале
Под парусами нахально вошли в пролив Дарданеллы и включили двигатель только тогда, когда справа по борту возникли бледно-желтые утесы восточного склона горы Ак Ярлар.
Ветер был слабенький, попутный, и убрать паруса не представляло большой сложности. Тем более, что в действиях Василия и Арона уже зримо проглядывал тот необходимый комплекс навыков, о котором при выходе из Одессы они и мечтать не смели.
Но так как в жизни ничего не дается даром, а, выражаясь научно, все проистекает по строгим законам компенсаторного замещения, то, приобретя кое-какую уверенность в управлении яхтой, Арон и Василий стали быстро утрачивать тот нормальный человеческий облик, в котором они, казалось бы, совсем недавно покидали родные берега.
Одежда их была уже сильно потрепана, количество пуговиц — значительно меньше количества соответствующих им петель. Загорели похудевшие лица — не бриты, из-под черных пиратских шапочек с длинными козырьками и желтыми иероглифами вылезали нестриженные полуседые космы.
