– Да нет… У одних стариков живу. Чтоб не нервничали.
– Ну-ну… – говорит Саня. – Кстати, Эдик! Познакомься. Это мой кореш и партнер по бизнесу – Яцек Шарейко из Гданьска. Он и по-немецки трекает, и по-русски тянет лучше нас с тобой. Яцек!.. Иди сюда. Это Эдик Петров – дружок мой по Афгану. Заслуженный артист, лауреат всего на свете!..
Из-под двух деревьев – между сексшопом и интераптекой, – где я работал в тот вечер, выходит круглолицый плотный лысоватый парень нашего возраста, улыбается и протягивает мне руку:
– Яцек.
В ту кнайпу, где работала «моя» кельнерша, мужики почему-то идти не захотели. Покрутились около дверей, заглянули внутрь, переглянулись и отказались.
– Не, Эдик, пойдем-ка лучше в другое место – где тихо, где хоть поговорить можно. А тут – проходной двор…
И привели меня в маленький, пустынный биргартен на Блюменштрассе. Посадили меня спиной к входу. Сами сели напротив.
Заказывали, не глядя в меню. И вообще, мне показалось, что они тут не первый раз. Когда выпили по рюмашу, я в трех словах рассказал про себя. Спросил у них, каким бизнесом они занимаются.
– Экспорт-импорт… – сказал Яцек. – Мотаемся туда, сюда, холера ясна.
– Сплошные командировки, Эдик. Прямо кошмар! – добавил Саня. – Я у себя дома, в Рязани, почти не бываю. То Москва, то Варшава, то Гамбург, то Ленинград! А теперь, видишь, – Мюнхен.
– Что у вас за фирма-то? – спрашиваю.
Саня с Яцеком рассмеялись:
– Нормальная.
– Хорошая фирма!
– Совместное советско-польско-германское предприятие, – пояснил Яцек, а Саня тут же сказал:
– А я тебя, Эдик, за эти последние годы раза три по телевизору видел. И в газете про тебя читал. Только сейчас не помню – в какой. Не то в «Комсомолке», не то в «Культуре»… Вот уж не думал, что встречу тебя здесь!
– А я никогда не думал, что ты займешься бизнесом, – сказал я.
И вспомнил того афганского Сашку Анциферова – наглого, жестокого, хитрого и фантастически смелого паренька. Не безрассудно смелого, а расчетливо отважного, осторожного, холодного убийцу.
Это он, Саня Анциферов, со своей блатной ухмылочкой, глазом не моргнув, расстрелял семерых пленных душманов одной автоматной очередью, а потом добивал их одиночными выстрелами в затылок… Это он первым в нашей роте получил орден Красной Звезды… Это он, Сашка Анциферов, выволок меня на себе, раненного, истекающего кровью, из той проклятой мясорубки под Джелалабадом…
Выпили по второй, по третьей, поели чрезвычайно вкусно. Сидим, треплемся, Афган вспоминаем. Яцек все время глаз с входной двери не сводит.
– Вы кого-нибудь ждете? – спрашиваю.
– Не дай Бог, – говорит со смехом Саня.
– Все может быть, – говорит Яцек. – В нашем бизнесе – все может быть… А ты почему на часы поглядываешь?
– На метро не опоздать бы…
– Не боись, Эдик! Мы тебя подбросим до самого дома. У нас здесь тачка неподалеку, – успокоил меня Саня.
– Да вы что, мужики! Куда вам переться такую даль! Семнадцать километров от Мюнхена.
– Для бешеной собаки сто верст – не крюк, – рассмеялся Яцек. – Ради старого боевого товарища…
Рассчитаться они мне не дали. Саня вытащил из кармана пачку стомарковых купюр толщиной с первый том «Войны и мира» и сказал мне:
– Сиди. Не дергайся. Фирма платит, – и дал сверх счета кельнеру еще пятьдесят марок.
– Кучеряво живете, господа, – сказал я им.
– Не жалуемся, – ответил мне Яцек.
Уже сидя в машине, в не новом, но мощном «опеле-омеге», почему-то с мюнхенскими номерами, Яцек спросил меня:
– Какой адрес, Эдик?
Я назвал адрес «Китцингер-хофа» и стал объяснять, как туда добраться.
– Все, Эдик, все! – прервал меня Яцек. – Мне нужен только адрес. Остальное – мои проблемы.
Саня сидел впереди, рядом с Яцеком, я – позади. Яцек колесил по городу, словно родился и вырос на этих улицах. И когда мы выскочили на темный автобан, так же уверенно погнал «опель» в направлении «Китцингер-хофа».
– Я смотрю, ты хорошо эти места знаешь, – сказал я.
– Жизнь заставит, – усмехнулся Яцек.
– Надо, надо тебе тачку, Эдик!.. – повернулся ко мне Саня. – Крепкую, сильную, быстроходную…
– Еще несколько месяцев поработаю на Мариенплац и, может быть, к осени куплю. Не такую, конечно… – я похлопал ладонью по спинке переднего сиденья «опеля».
– Но колеса у меня будут.
– На хрена тебе ждать несколько месяцев, Эдик?! Поработай с нами сутки и бери тачку. Наша фирма хорошо платит… Ты видел. Завтра отработаешь с нами разок, послезавтра возьмешь машину! И не надо ждать осени…
– Нет, ребята. Я в бизнесе – как свинья в апельсинах.
– А зачем тебе понимать в бизнесе? – спросил Яцек.
– Поможешь нам только принять товар. Чисто физическая работа. А бизнес мы с Сашей обеспечим. Это наши проблемы. Объясни Эдику, Саша…
– Нам третий нужен, – сказал Саня. – Мы из Гамбурга так и выехали – втроем. Но наш коллега в Ганновере тяжело заболел и его пришлось оставить там в больнице. А дело не ждет. Завтра нужно будет товар принять под Плауэном. Это отсюда километров триста. Там уже все по минутам рассчитано. Если мы сорвем это дело, фирма понесет убытки… Штрафные санкции, то, се… Короче, всем кисло будет. А вдвоем товар не принять. Не осилить… Так, чем постороннего человека нанимать, лучше же своего! Отработал сутки – десять тысяч марок твои. Расчет наличными. Годится?
У меня в глазах сразу возник отличнейший «форд-скорпио» за девять с половиной тысяч с автомаркта на Ландсбергерштрассе. Я только позавчера вокруг этого «скорпио», как кот вокруг сала, чуть ли не час крутился.
– А что за работа? Что я должен буду делать?
– Да для тебя это вообще раз плюнуть, Эдька! – весело говорит Саня. – С твоей-то квалификацией!.. А десять штук – как с куста!
– Ну хорошо, – говорю. – Давайте попробуем.
А у самого прямо перед глазами этот белоснежный «скорпио» с антиблокировочной системой тормозов, с сервоусилителем руля, со всеми примочками, о которых можно только мечтать!..
– И болтать о нашем разговоре ни с кем не надо, – сказал Яцек. – В большом бизнесе есть такое понятие – коммерческая тайна.
– Капитализм, Эдька! Конкуренция – страшная!.. – подтвердил Саня. – Не успеешь оглянуться, как у тебя кусок из рук вырвут!
– Иногда вместе с руками. А это очень больно, – заметил Яцек.
– На хрена тебе, Эдик, лишние проблемы? – добавил Саня, и мне вдруг показалось, что на лице его промелькнула та самая афганская блатная ухмылочка, с которой он тогда расстреливал пленных душманов.
